История западного мышления

ОБРАЩЕНИЕ ЯЗЫЧЕСКОГО МЫШЛЕНИЯ

В эпоху эллинизма эллинское влияние просочилось даже в иудейскую культуру. Географическое рассеивание еврейских общин по всей Средиземноморской империи способствовало этому влиянию, отразившемуся в позд­ней еврейской религиозной литературе (например, в Книге Мудрости), в Септуагинте, сказалось на библейских штудиях в Александрии и на платонической религиозной философии Филона. Однако благодаря христианству и. в частности, миссии Павла — разнести его благую весть за пределы иудей­ского мира — иудаизм, в свою очередь, обернулся противостоящим движе­нием, которое решающим образом трансформировало эллинское воздействие на зарождающееся в последние века классической эпохи христианское мировоззрение. Такие мощные течения, как греческая метафизика, эписте­мология и наука, характерное греческое отношение к мифу, религии, фило­софии, к осуществлению собственной личности,— все это преобразилось в свете иудео-христианского откровения.

Значительно изменился теперь и статус трансцендентных Идей, занимав­ший центральное место в платоновской традиции и в представлениях язычес­кой «интеллигенции». Августин соглашался с Платоном в том, что Идеи за­дают устойчивые и неизменные формы для всех вещей, а также предоставляют человеческому познанию прочную эпистемологическую осно­ву. Но он указывал, что Платон не распологает адекватным учением о тво­рении, которое могло бы объяснить причастность Идеям отдельных вещей. (Платоновский Творец — Демиург из «Тимея» — не являлся всемогущим вер­ховным существом, ибо тот хаотический мир становления, куда он поместил Идеи, уже существовал — как и сами Идеи; он был также бессилен против ananke — причины заблуждений.) Следовательно,— утверждал Августин,— метафизические представления Платона должны найти полное осуществле­ние в иудео-христианском откровении верховного Творца, который своей свободной волей творит сущее ex nihilo (из ничего), и в то же время — в со­гласии с плодотворяшими правящими образцами, задаваемыми пребываю­щими в божественном Разуме первоначальными Идеями. Августин опреде­лял Идеи как совокупное выражение Слова Божьего, Логоса, и утверждал, что все архетипы содержатся внутри бытия Христа и являются его выражени­ем. Здесь с Идей и их конкретных подражаний акценты перемещались на Бога и его творение, причем прежняя схема использовалась и поглощалась новой — как и христианство в целом использовало и поглощало платонизм. Кроме этой «поправки» к метафизике Платона, Августин внес видоизме­нения и в его эпистемологию. Платон полагал, что существуют два возмож­ных источника для всякого человеческого познания: во-первых, это чувст­венный опыт, сам по себе ненадежный, а во-вторых, непосредственное восприятие вечных Идей, познание которых является врожденным, однако утрачено и нуждается в припоминании: это и есть единственный источник надежного познания. Августин был согласен с такой формулировкой и ут­верждал, что в голове человека не появлялось бы никаких интеллектуальных идей, если бы не божественное озарение, словно какое-то внутреннее, ду­ховное Солнце. Так, единственным подлинным наставником является наставник внутренний: он-то и есть Бог. Однако Августин называл и еще один источник человеческого познания — христианское откровение: источник, ставший необходимым по отпадении человека от благодати и дарованный че­ловеку с пришествием Христа. Эта истина, открываемая в библейских заве­тах и проповедуемая церковной традицией, и являлась свершением плато­новской философии, равно как и свершением иудейского Закона,— этих двух предуготовлений к новому порядку.