История западного мышления

Однако не замедлила явиться и расплата. «Дайте мне новизны»,— потре­бовал Эзра Паунд, но чуть позднее, по размышлении, он же сказал: «Я нигде не вижу связи». Коренные изменения и беспрестанные новшества об­рушивали на человека чуждый всякой эстетике хаос, сумбур и невнятицу, тяжесть безнадежного отчуждения. Сумеречный опыт современности грозил выродится в бесплодный солипсизм. Непрестанные поиски новизны прино­сили результаты яркие, но чаще всего недолговечные. Раздробленность мира представала в искусстве как подлинность, но оставляла чувство неудовлетво­ренности. Субъективизм, хотя в нем таилось определенное очарование, за­частую оставался бессмысленным. Временами сдавалось, что навязчивое возвышение абстрактного над изобразительным отражает не более чем неуме­ние художника устанавливать отношения с природой. С отказом от вечных эстетических канонов и утвержденных самой культурой способов видения ис­кусство XX века обрекло себя на нещадную преходящесть, не скрывая эфе­мерности собственной сути и собственного стиля.

Постоянной тенденцией в искусстве XX века становилось все более аске­тическое стремление к некой бескомпромиссной сути искусства, постепенно уничтожавшее все те художественные элементы, которые можно было счесть второстепенными или случайными,— изображение, повествование, персо­нажей, мелодию, тональность, структуру, непрерывность, тематические связи, форму, содержание, смысл, цель,— неизбежно продвигаясь к энд­шпилю, где оставались лишь нетронутый холст, пустая сцена, безмолвие. Временами казалось, что выход кроется в обращении к формам далекого прошлого или иных культур, однако и это оказывалось лишь кратковремен­ными гамбитами, не способными пустить глубокие корни в мятущемся со­временном сознании. Подобно философам и теологам, художники в конце концов предались одной только страсти — почти парализующей саморефлексии,— зациклившись на собственном творческом процессе и на формалистических изысках, что нередко приводило к уничтожению результатов собст­венного труда. Прежняя вера модернистов в личность великого художника — единственного повелителя мира, лишенного без него смысла,— сменилась постмодернистской утратой веры в трансцендентное могущество художника.

«Современный писатель... вынужден начинать с нуля: действительности не существует, времени не существует, личности не существует... Бог был Всеведущим Творцом, но Он умер; теперь никому не ведом Его за­мысел, и поскольку наша действительность лишена Создателя, то нет никакой уверенности относительно подлинности принятой нами версии. Время сведено к присутствию, к содержимому ряда перемежающихся мо­ментов. Время не служит более никакой определенной цели, и поэтому нет судьбы, есть только случай. Действительность — это просто наш опыт, а объективность, разумеется,— иллюзия. Личность, миновав трудную стадию самосознания, превратилась... просто во вместилище опыта. Помня об исчезновении этих категорий, стоит ли удивляться, что и литературы не существует: да и как она может существовать? Есть только чтение и письмо... способы скоротать часы над бездной»6.