История западного мышления

Религия и метафизика продолжали медленно, но верно клониться к зака­ту, тогда как в решительном, час от часу набиравшем силу и скорость про­движении науки уже нельзя было усомниться. Ее заявления о своем твердом знании мира — пусть подвергшиеся критическим нападкам посткантианской философии — не только по-прежнему представлялись правдоподобными: ка­залось едва ли уместным ставить их под вопрос. Ввиду непревзойденной по­знавательной действенности науки, а также ввиду строжайшей безличной точности ее построений, религия и философия были вынуждены определять собственное положение, исключительно сообразуя его с наукой,— точно так же, как в эпоху средневековья наука и философия были вынуждены сообра­зовывать свои позиции с религиозными представлениями, имевшими неиз­меримо больший вес в культуре. Зато современное мышление именно в зер­кале науки нашло наиболее реалистичную и устойчивую картину мира — пусть эта картина и сводилась к «техническим» знаниям, имеющим отноше­ние к природным феноменам, и пусть ее поверхность, на первый взгляд не­заметно, рассекала экзистенциальная трещина. Однако в ходе XX века два открытия в корне изменили место науки в культуре и в познании: одно было теоретическим и касалось внутренних дел самой науки, а другое имело и внешнюю прагматическую ценность.

В первую очередь под натиском нескольких ошеломляющих физических открытий зашаталась и затем рухнула вся картезианско-ньютоновская космо­логия. Начиная с конца XIX столетия, на который пришлись исследования Максвеллом электромагнитных полей, эксперимент Михельсона-Морли и открытие Беккерелем радиоактивности, далее, в начале XX века, когда Планком были выделены квантовые явления, а Эйнштейн разработал специ­альную и общую теорию относительности, и, наконец, в 1920-е годы, когда Бором, Гейзенбергом и их коллегами была сформулирована квантовая меха­ника,— издавна считавшиеся определенными положения классической современной науки были подорваны до основания. На исходе третьего десяти­летия XX века практически все главнейшие постулаты, ранее выдвинутые наукой, оказались опровергнуты. В их число входили представления об ато­мах как твердых, неделимых и раздельных «строительных блоках» материи, о времени и пространстве как независимых абсолютах, о строгой механичес­кой причинности всех явлений, о возможности объективного наблюдения природы. Столь фундаментальное изменение научной картины мира явилось настоящим потрясением, и прежде всего это относилось к самим физикам. Эйнштейн, столкнувшись с противоречиями, обнаруженными в субатомных явлениях, писал: «Все мои попытки подогнать теоретическую основу физики под эти сведения потерпели полное поражение. Это было, как если бы вдруг у тебя выбили почву из под ног, и нигде больше не оставалось прочного ос­нования, на которое можно было бы ступить без опаски». Сходным обра­зом, и Гейзенберг осознавал, что «самые основы физики вдруг пришли в движение ... [ и ] это движение вызвало чувство, что наука вскоре оторвется от своей почвы».