История западного мышления

На основании таких взаимодополняющих положений прежняя вера в то, что человеческий разум способен достичь неких объективных метафизичес­ких высот или, во всяком случае, должен к ним стремиться, в традицион­ном ее понимании была практически искоренена. За немногими исключе­ниями, философские искания устремились в иное русло, сосредоточившись на анализе языковых проблем, научных и логических утверждений, или «сырых» данных человеческого опыта, причем все это уже не влекло за собой никаких метафизических — в классическом смысле слова — заключений. Если «метафизика» все еще сохраняла за собой сколько-нибудь жизнеспособ­ные функции — кроме того, что она и так превратилась в служанку научной космологии,— то к ним можно было бы отнести только анализ различных факторов, структурирующих человеческое познание. Иными словами, в ней нашел продолжение кантовский подход — одновременно и более релятивист­ский, и более восприимчивый — ко всему множеству факторов, что влияют на человеческий опыт и пронизывают его: факторов исторических, общест­венных, культурных, языковых, экзистенциальных, психологических. Од­нако ни один космический синтез не мог бы теперь быть принят всерьез.

По мере того как философия становилась более «техничной», более по­груженной в методологию и более академичной, а философы все чаще писа­ли друг для друга, а не для широкой публики,— сама философия во многом утратила былую власть над умами, и, тем самым, прежнюю мощь воздейст­вия на культуру. Теперь философской ясности более подобала семантика, нежели универсальные построения, однако для большинства непрофессионалов семантика представляла лишь ограниченный интерес. Как бы то ни было, традиционное назначение и статус философии оказались сметены с пути ее же собственным развитием, ибо во Вселенной не существовало более того всеобъемлющего, или трансцендентного, или «глубинного» внутренне­го порядка, на знание которого человеческий разум мог бы законно претен­довать.

КРИЗИС СОВРЕМЕННОЙ НАУКИ

Поскольку философия и религия оказались в таком затруднительном по­ложении, то стало казаться, что освободить современное мышление из плена неизбывной неопределенности сможет только наука. В XIX и начале XX столетия наука вступила в свой золотой век; во всех ее важнейших облас­тях произошли сногсшибательные открытия, широко распространилась сеть институтов и академий, организованно поводивших специальные исследова­ния различного рода, Причем на основе систематического объединения науки с техникой чрезвычайно быстро расцвели прикладные области. Опти­мизм этой эпохи был напрямую связан с верой в науку и ее способность до неузнаваемости преобразить состояние человеческого знания, здоровья и об­щего благосостояния.