История западного мышления

То, что в критике Канта было лишь намечено, затемняясь к тому же ка­жущейся определенностью Ньютоновой физики, ныне стало совершенно очевидным: поскольку индукция не может привести ни к каким определен­ным общим законам, поскольку научное знание есть произведение истолковательных построений человека, которые сами относительны, изменчивы и полностью зависят от его воображения, и, наконец, поскольку сам акт на­блюдения, в каком-то смысле, порождает ту объективную действитель­ность, которую наука тщится объяснить, то научные истины не носят ни аб­солютного, ни однозначно объективного характера. Как следствие философии XVIII века и науки XX века одновременно, современное мышле­ние обрело свободу от абсолютов, но вместе с ними оно плачевным образом лишилось и всякой надежной почвы.

Такие приводящие в замешательство выводы вскоре были подкреплены новым критическим подходом к философии и истории науки, появившим­ся, прежде всего, под влиянием Карла Поппера и Томаса Куна. Поппер, отталкиваясь от идей Юма и Канта, утверждал, что наука совершенно не способна породить знание, которое было бы определенным или хотя бы ве­роятным. Человек наблюдает Вселенную словно со стороны, строя расцве­ченные фантазией догадки о ее устройстве и движении. Он просто не может подступиться к миру, не запасшись такими смелыми догадками, ибо каждый из наблюдаемых факторов уже предполагает некий толковательный фокус. В науке эти догадки должны подвергаться постоянным и систематическим про­веркам; однако, сколько бы таких проверок ни было успешно пройдено, любую теорию должно рассматривать всего лишь как догадку, получившую некоторое подтверждение. В любую минуту какая-нибудь очередная провер­ка может выявить ее ложность. От подобной опасности не защищена ни одна научная истина. Относительны даже основные факты, так как всегда суще­ствует потенциальная возможность их коренного перетолкования в новом контексте. Человек далек от знания подлинной сущности вещей. Насколько безбрежно множество мировых явлений, настолько безбрежно и человечес­кое неведение. Самое мудрое для человека — учиться на собственных неиз­бежных ошибках.

Но если Поппер отстаивал рациональность науки, одобрительно выска­зываясь о ее основополагающей тенденции проводить строгое апробирование теорий, о ее отважной беспристрастности в поисках истины, то куновский анализ истории науки стремился сжечь даже этот последний корабль. Кун соглашался с тем, что всякому научному знанию требуются толковательные структуры, основанные на фундаментальных парадигмах, или понятийных моделях, которые позволяют обособлять данные, разрабатывать теории и ре­шать проблемы. Однако, приводя множество примеров из истории науки, он указывал на то, что методы, в действительности применяемые на прак­тике учеными, очень редко отвечали попперовскому идеалу самокритики, осуществляемому путем систематических проверок, испытывающих истин­ность существующих теорий. Вместо этого наука чаще всего искала под­тверждений господствующей парадигме — собирала факты в свете данной теории, проводила опыты на ее основе, расширяла сферу ее применения, направляла ее дальнейшее развитие, пыталась прояснить еще не разрешен­ные задачи. Наука — как правило, далекая от того, чтобы подвергать посто­янным испытаниям саму парадигму,— всячески уходила от противоречий, до бесконечности перетасовывая и перетолковывая разноречивые факты или вовсе не желая считаться с такими упрямыми данными, чтобы, не дай Бог, , не развалилась уже имеющаяся парадигма. Сама природа принятой научной .практики делает главенствующую парадигму как бы самоцельной, хотя уче­ные едва ли признались бы в этом самим себе. Эта парадигма служит своего рода линзой, сквозь которую пропускается на свет каждое наблюдение, ока­зываясь в силу всеобщего соглашения единовластным оплотом науки. Благо­даря учителям и учебникам педагогическая практика держится за унаследо­ванную парадигму и спешит засвидетельствовать ее достоверность, стремясь породить в умах твердость убеждений и теоретическую строгость, заставляю­щие вспомнить о богословской системе образования.