|
Вплоть до семнадцатого столетия и даже еще позже все мышление находилось под определяющим влиянием античности, Библии и Августина. Такое положение дел начинает постепенно изменяться с восемнадцатого столетия, когда люди все больше и больше начинают полагать, что могут руководствоваться исключительно собственным разумом, обходясь без истории. В то время как унаследованное от традиции мышление утратило свою действенную силу, научно-историческое знание истории философии набрало силу, сузив, однако, горизонт исследования. Теперь стало легче, чем когда-либо ранее знакомиться со всей унаследованной философской традицией, имея в распоряжении различного рода издания и справочники. Начиная с двадцатого столетия усиливается забвение этих тысячелетних оснований в пользу разрушительного технического знания и технических способностей, слепой веры в науку, иллюзорных посюсторонних целей, пассивной бездумности. Уже с середины девятнадцатого столетия проступает сознание конца и вопрос, как в этих условиях еще возможна философия. Непрерывность новой философии в западных странах, профессорская философия в Германии, которая исторически поддерживала великое наследие, не могли скрыть того, что наступил конец той формы, в которой в последние тысячелетия и до сих пор являла себя философия. Эпохальными философами выступают Киркегор и Ницше, философы одного типа, каких раньше не было, совершенно очевидно знаменующие собой кризис своего времени, — сюда же можно причислить и далекого им по духу Маркса, который превзошел всех по своему влиянию на массы. Становится возможным экстремальное мышление (ein Denken im ?u?ersten), мышление, которое ставит все под вопрос, чтобы достичь глубочайшего первоистока, мышление, которое сбрасывает все препоны, для того чтобы в мире, радикально преображенном техническим веком, обрести свободный взгляд на экзистенцию, безусловное и современность. Такая картина открывается при взгляде на историю философии в целом. Она поверхностна. Хотелось бы нащупать более глубокие взаимосвязи в той целостности, которую представляет собой история философии. Например, можно задаться следующими вопросами. Первое: вопрос о единстве истории философии. Такое единство не является фактическим состоянием, но есть некоторая идея. Мы ищем это единство, однако достигаем лишь партикулярного единства отдельных сфер. Мы видим приблизительно, как развивалась та или иная проблематика (например, вопрос о единстве души и тела), однако то, как это действительно было в истории, иногда лишь отчасти совпадает с мысленно выведенной конструкцией. Можно представить все в систематическом виде, как это было, например, сделано Гегелем с предшествующей немецкой философией, а затем и всей философией в целом. Однако подобная конструкция совершает насилие над тем, что в предшествующем философствовании смертоносно для гегелевского типа философствования и потому считается для него несуществующим; она не замечает, упускает то, что было как раз существенным для другого типа мышления. Ни одна конструкция истории философии в качестве рационально выстроенного ряда позиций не совпадает с исторической фактичностью. — 76 —
|