В зеркале философии

Это издавна понимали проницательные ученые. Еще Э. Тейлор — историк и теоретик культуры XIX в., подходя к сравнительному изучению отдаленных друг от друга культурно-исторических форм, подчеркивал, что характер и нравы человечества обнаруживают од­нообразие и постоянство явлений, заставляющее италь­янцев сказать: “Весь мир есть одна страна”. Он спра­ведливо полагал, что это наглядно и предметно фиксирует черты совпадения и сходства в материаль­ной культуре, способах деятельности, фольклоре — независимо от хронологической и географической от­даленности. Это дает, по его мнению, возможность пос­тавить рядом обитателей озерных жилищ древней Швейцарии о ацтеками, североамериканских оджибве с южноафриканскими зулусами, а английского земле­дельца со сред неафриканским негром. Идея единства человечества — это та идея, к которой постоянно об­ращаются историки и историософы каждого нового поколения.

Само понятие “всемирность” тоже сугубо историч­но. Одно дело понимание “всеобщей истории” у Полибия (около 200 г. до н. э.), иное дело — наши дни. Каждому размышляющему историку приходится стал­киваться с проблемой соотношения “всемирно-исто­рического” и “локально-исторического” (регионально­го, континентального, страноведческого и т. д.). Еще в 1789 г. Шиллер в лекции “Что такое и для каких Целей изучают всемирную историю”, подчеркивал, что ее изучение определяют те цели событий, которые могут быть выявлены лишь во всемирной перспекти­ве и которые в состоянии объяснить современный мир. Еще до него И. Г. Гердер в своем труде “Идеи к философии истории” подчеркнул, что история любого из народов — это и замкнутый круг (“своя история”) и звено во всемирном движении Рода.

Сама категория “всемирность”, как это отметил оте­чественный историк — методолог М. А. Барг, есть выражение познавательного принципа предельности. Она действительно очерчивает предел осмысления мно­жественности фактов в рамках достигнутого на каж­дый данный момент понимания прошлого и судеб всего человечества. Это мощная категория и результатив­ная идея.

Правда, она, эта идея, достаточно ясно прогляды­вается на эмпирическом уровне, легко принимается в исторической интуиции и гораздо более трудно выра­жается в абстрактных моделях. Тем более, что ей про­тивостоит историко-культурный релятивизм, предпри­нимающий усилия по разрыву единого поля мировой истории на обособленные части, плохо сочетающиеся друг с другом. Конечно, различия в историческом бы­тии разных регионов земли существуют. Несомненно, например, что “Европа и Запад” и “Восток” — это существенно отличные друг от друга структуры, несо­впадающие пути развития.