В зеркале философии

Само понятие “мир человека” выражает деятельностное бытие человечества как субъекта собственной истории, фиксирует его место в пространстве и Ха­рактер переживаемого нами социального времени. Все, что нам известно сегодня о Вселенной, побуждает к тому, чтобы не ограничиться пространственно-геомет­рической (координатной) привязкой человечества к некоей избранной сетке отсчета или хронологической точке во вселенской истории. Отсчет того, где мы оби­таем, ведущийся от динамического центра нашей Га­лактики, таинственной черной дыры, “мега-машины” и “великого аттрактора” или от момента сингуляр­ности, от “первых секунд” — все это лишь робкие шаги к тому, чтобы фиксировать статус человечества в мироздании. В рамках понятийной системы естес­твознания этот вопрос вообще не может быть разре­шен не только сколько-нибудь исчерпывающе, но даже достаточно удовлетворительно.

Дело в том, что для физического понимания отно­шения Человечество и Космос характерны умалительные черты. Образные сравнения человечества с пес­чинкой в бескрайней пустыне, с затерянным в океане плотиком потерпевших кораблекрушение — все это не игривые изгибы теоретических построений физиков, а прямой результат их подхода к соотношению рода людей и Космоса в чисто геометрической, коор­динатной плоскости в количественном плане. Для сциентистского понимания человечество это, как говорит в “Сумме технологии” Станислав Лем, побочный продукт звездной эволюции и такую продукцию Вселенная производила и производит в огромном количестве. В другом своем произведении, рассказе “Правда”, С. Лем вкладывает в уста героя идею о том, что человеческая жизнь и деятельность у самой грани тьмы и стынущего дыхания — это лиши бледный отблеск подлинной жизни, выраженной в огромном круговороте галактик, вспышках сверхзвезд и т. д. Конечно, это фантастическая идея, но в ней своеобразно продолжается все та же мысль о челове­честве как чистой производной, отходе каких-то иных более фундаментальных процессов, случайной обмол­вке природы. С такими тезисами примириться труд­но. Они противостоят человеческому достоинству.

Разумеется, мифологическое полагание самих себя “пупом Вселенной” или многоцветные теологические проповеди о человеке как высшем творении Господа,) также безоговорочно принять трудно. Пожалуй, и хрестоматийные выражения о человеке как “цвете материи”, восходящие к марксистской классике (оно было высказано Ф. Энгельсом), тоже требует сейчас нового осмысления.