Тошнота

"Мабли" благодаря хозяину мсье Фаскелю, на лице которого с успокоительной

определенностью написано: "прохвост". Близится час, когда он уходит поспать,

глаза у него уже покраснели, но повадка все такая же живая и решительная. Он

прохаживается между столиками, доверительно наклоняясь к клиентам:

-- Все хорошо, мсье?

Я с улыбкой наблюдаю его оживление -- в часы, когда его заведение

пусто, пустеет и его голова. С двух до четырех в кафе никого не остается,

тогда мсье Фаскель сонно делает несколько шагов, официанты гасят свет, и

сознание его выключается -- наедине с собой этот человек всегда спит.

Но пока в кафе еще остается десятка два клиентов -- это холостяки,

невысокого ранга инженеры, служащие. Обычно они наспех обедают в семейных

пансионах, которые зовут своей столовкой, и поскольку всем им хочется

позволить себе шикнуть, они, пообедав, приходят сюда выпить по чашечке кофе

и поиграть в кости. Они шумят, негромко и нестройно, -- такой шум мне не

мешает. Им тоже, чтобы существовать, надо держаться кучно.

А я живу один, совершенно один. Не разговариваю ни с кем и никогда;

ничего не беру, ничего не даю. Самоучка не в счет. Есть, конечно, Франсуаза,

хозяйка "Приюта Путейцев". Но разве я с ней разговариваю? Иногда после

ужина, когда она подает мне кружку пива, я спрашиваю:

-- У вас сегодня вечером найдется минутка?

Она никогда не говорит "нет", и я иду за ней следом в одну из больших

комнат на втором этаже, которые она сдает за почасовую или поденную плату. Я

ей не плачу -- мы занимаемся любовью на равных. Она получает от этого

удовольствие (мужчина ей нужен каждый день, и кроме меня у нее есть еще

много других), а я освобождаюсь от приступов меланхолии, причины которой мне

слишком хорошо известны. Но мы почти не разговариваем. Да и к чему? Каждый

занят собой, впрочем, для нее я прежде всего клиент ее кафе.

-- Скажите, -- говорит она, стягивая с себя платье, -- вы пробовали

аперитив "Брико"? На этой неделе его заказали двое клиентов. Официантка не