|
Парротен, а оба холста -- одинакового размера. В результате ширма на одном из них оказалась почти такой же высокой, как громадный стол на другой, а пуф доставал бы Парротену до плеча. Глаз невольно сопоставлял оба портрета -- это-то меня и смущало. А теперь меня разбирал смех: метр пятьдесят три! Если бы я хотел поговорить с Блевинем, мне пришлось бы наклониться или согнуть колени. Теперь меня уже не удивляло, почему он так неукротимо задирал нос, -- судьба людей такого роста всегда решается в нескольких сантиметрах над их головой. Удивительная сила искусства! От этого коротышки с писклявым голосом потомству не останется ничего, кроме грозного лица, величественного жеста и кровавых бычьих глаз. Студент, напуганный Коммуной, ничтожный и злобный депутат -- все это унесла с собой смерть. Но президента "Клуба Друзей Порядка", глашатая Нравственных сил, обессмертила кисть Бордюрена. -- Ах, бедный студентик! Этот сдавленный крик вырвался у дамы в трауре. Под портретом Октава Блевиня, "сына предыдущего", чья-то благочестивая рука начертала такие слова: "Скончался студентом Политехнического института в 1904 году". -- Скончался! Как сын Аронделя. У него такое умное лицо. Как, должно быть, горевала его мама! Слишком уж большая нагрузка в этих знаменитых учебных заведениях. Мозг не отдыхает даже во время сна. Вообще-то мне нравятся треуголки политехников, в них есть шик. Кажется, их называют "плюмажи"? -- Нет, плюмажи -- это только в Сен-Сире. Я тоже стал рассматривать студента политехникума, который умер молодым. Достаточно было взглянуть на его восковое лицо и благонравные усы, чтоб предсказать ему скорую смерть. Впрочем, он предвидел свою участь: в его устремленных вдаль светлых глазах читалась какая-то покорность судьбе. Однако он высоко держал голову: в своей студенческой форме он представлял — 112 —
|