Здесь бросается в глаза важная деталь, которая на первый взгляд может показаться парадоксальной, но только потому что бедность языка часто заставляет нас использовать одно и то же слово для обозначения совершенно различных вещей. Поэтому естественно, как кажется, допустить, что человек может вспоминать свой собственный опыт, но не может вспоминать ничего другого; и все же то, что он обычно вспоминает, ( это не свой опыт, но обычным объектом его памяти является объект его прошлого опыта, события или ситуация, при которой его прошлый опыт имел место. Опыт ( это интуиция, это дискурс, насыщенный шоками и резюмированный, но интуиция, действительный опыт, не является объектом какой-либо возможной интуиции, представляя собой, как я сказал выше, духовный факт. Ее существование может быть обнаружено только посредством духовного воображения и постулировано в действии, как опыт, принадлежащий духу при определенных обстоятельствах, реальных или воображаемых. Это истина моего собственного прошлого или будущего не в меньшей мере, чем опыта других. Кода я вспоминаю, я смотрю на свой прошлый опыт не в большей степени, чем, думая о неудачах друга, я рассматриваю его мысли. Я их придумываю; или, точнее, я представляю в воображении нечто, произведенное мной самим, как будто я пишу роман и приписываю этот интуитивный опыт себе в прошлом или другому человеку. Естественно, я могу приписать только те чувства, которые может пробудить моя психея; хотя ей и присуща творческая природа, она творит непроизвольно, в соответствии с образцами, закрепленными привычкой или инстинктом, так что справедливо, хотя и в нестрогом смысле, что я могу вспоминать или обдумывать только то, что я испытал на опыте; но это происходит не потому, что сам мой опыт остается во мне и его можно снова наблюдать. Подобное понятие достаточно разъяснить, чтобы сделать смешным. Живая интуиция не может сохраняться, и даже пока она жива, она не может быть обнаружена. Она ( духовна. Воспоминание ( это начинающееся соответствующим образом сновидение; оно рассматривает те же самые объекты, которые рассматривал опыт, перебирает их, поскольку память пробуждается возобновлением того самого процесса в психее, посредством которого этот опыт первоначально возник. Психея, поскольку она погружена в этот сон, не знает ни того, что это память, ни того, что ее объекты отдаленны и, возможно, больше не существуют; она постулирует их с полной уверенностью в действии, как во всяком другом сне. Но в нормальной памяти иллюзия контролируется и корректируется, и действительно данный опыт со всеми положенными объектами связывается с прошлым, поскольку на этот раз она заключена в другой опыт, с менее податливыми объектами и средой, к которой тело приспособлено, несовместимой с вспоминаемым окружением. Отсюда призрачная, туманная, нереальная форма вспоминаемого прошлого: образы устремляются один за другим, как это иногда происходит в кино, или как в сновидении волна с белым гребнем может превратиться в скачущую лошадь. Между тем разум управляется с бурей безудержно начинающихся фантазий, соединенных с внешними чувствами, посредством постоянного напряжения инстинктов, которые привязывают его к наличному миру. — 88 —
|