Скептицизм и животная вера

Созерцание такого рода сущностей, как относящихся к конкретной жизни, есть то, что Аристотель назвал энтелехией или полным осуществлением этой жизни. Если бы космос представлял собой одно животное, как полагали древние, и обладал бы целью и жизнью, которая, подобно человеческой жизни, могла бы наполниться созерцанием определенных сущностей, тогда бы жизни, подобная жизни Аристотелева Бога, была бы осуществлена в совершенстве природы, если это совершенство было бы вообще достижимо. Если вместе с Аристотелем мы предполагаем, что космос всегда находился в совершенном равновесии, тогда радостная интуиция всех соответствующих сущностей космоса действительно осуществляла бы и представляла бы собой ту непрерывную, экстатическую божественную жизнь, о которой говорит Аристотель. Но даже тогда космическая интуиция сущности не была бы той сущностью, которую она созерцала. Интуиция была бы естественным фактом, случайно бесконечным и по необходимости избирательным, поскольку космос может прекратить вращение в любой момент, и, конечно, музыка этих сфер, даже если они нормально вращаются, не представляла бы любой и каждый тип звука, даже музыки. Другой космос имел бы и, может быть, где-то имеет и сейчас другую систему жизни. Однако в каждом случае это была бы божественная жизнь, как древние представляли себе божественность. Она имела бы такой же естественный базис, какой должна иметь любая жизнь, соответствующее тепло и моральную окраску, поскольку естественные действия заимствуют эти ценности у тех воззрений, на которые они опираются. Любовь к некоторым особенным сущностям, одушевляющая существование, ( это выражение того направления, которое приняло движение всего существующего. Если бы космос был совершенным животным ( в своих неизвестных вековых пульсациях он мог бы оказаться одним, ( космический интеллект в действии не был бы ни царством сущности в целом, ни какой-либо частью его. Он был бы интуицией сущности в такой степени, в какой этот космос имел ее своей целью.

Внешняя и натуралистическая точка зрения, согласно которой все это появляется, еще не была критически обоснована мной: я предвосхитил ее, чтобы представить мое понимание сущности совершенно недвусмысленным. Но если мы начнем от царства сущности, которое не требует никаких верований, мы можем сразу же обнаружить убедительные основания для верования в то, что эти разнообразные интуиции ее частей существуют на деле. Одним из оснований является избирательность дискурса. Все сущности всегда имеются в наличии, готовые к тому, чтобы стать предметом мысли, если у кого-то достаточно для этого ума. Но мой дискурс что-то берет первым, а затем, даже если он является чисто диалектическим, переходит к какому-либо выводу или дополнению к этой идее и никогда не исчерпывает свой предмет. Он пересекает царство сущности, как некоторые лучи света из высоко расположенных проемов могут пронизывать плотный ковер в мечети: это непродолжительное, подробное, подвижное, косое освещение чего-либо обширного и глубокого. Тот факт, что интуиция имеет направление, является дополнительным доказательством ее экзистенциального характера и ее полного отличия в природе от сущностей, которые она освещает. Жизнь начинается необъяснимо и развивается необратимо; когда она благополучна и разумна, она аккумулирует опыт о вещах в личной перспективе, в основном чуждой самим вещам. Когда рассматриваемые объекты являются сущностями, ни одна из них не может предшествовать другой в их собственной сфере: они вообще не возникают и не располагаются в порядке предшествования. Если одна сущность заключает в себе другую, как число два включает в себя число один, так же легко и правильно получить единицу путем деления двойки или получить двойку повторением единицы. В себе сущности не заключают генезиса; повторение единицы было бы невозможно, если бы двойственность не была предположена с самого начала, так же как единство, чтобы обусловить возможность повторения. Постигая первоначально какую-то определенную сущность, дискурс направляется иррациональной необходимостью. То, что первым приходит на ум, является в определенной мере случайным: я сталкиваюсь с тем или иным без каких-либо логических оснований. Это произвольное нападение интуиции на сущность является свидетельством того, что нечто, не являющееся сущностью и что я называю интуицией, вступило в игру. Таким образом, дискурс, даже если он прослеживает идеальные следствия, сам по себе случаен по отношению к ним и иррационален в своем существовании. Животная жизнь включена в рассмотрение сущности, так же как животная вера заключена в моем доверии к доказательству. Если бы я стремился стать бестелесным духом, я должен был бы представлять себе все сущности одинаково и одновременно ( чудовищное требование. Если, напротив, я стремлюсь пребывать исключительно в присутствии постоянного, прекрасного и благого, я признаю, что я представляю собой только естественное существо, ориентированное на небольшой круг интересов и совершенств и что в особенности моя интуиция делает произвольный выбор и пользуется индивидуальным методом в своем рассмотрении сущности.