|
Я уверен, что Аристотель и даже более мистические выразители духа не игнорировали бы это обстоятельство, если бы им не был присущ такой узкий взгляд на сущность. Они смотрели на нее исключительно сквозь призму морали, грамматики и физики ( незначительную часть того бесконечно царства, которое таким образом становится видимым, они принимали за целое. Если они ощущали некоторое затруднение по поводу очевидной пристрастности такого рассмотрения, они стирали и затуманивали ту часть, которая была перед ними, чтобы это не казалось произволом, вместо того чтобы вообразить ее наполненной всем остальным, тем, что в царстве сущности не может не окружать ее. Даже Спиноза, который так ясно определяет царство сущности как бесконечное число видов бытия, каждый из которых обладает бесконечным числом вариаций, называет эту бесконечность бытия субстанцией, как будто для того, чтобы сразу нагрузить всю ее существованием (ужасающая перспектива) и стереть ее внутренние различия, однако именно различие, бесконечно мало, но неизгладимое различие всего от всего остального, составляет то, что означает сущность. Но люди предполагают, что то, что не существует, представляет собой ничто ( тупой позитивизм, подобный заявлению, что прошлое ( это ничто, и будущее ( ничто, ничто также и все то, чего мне не довелось узнать. Если бы люди рассудили, что не-существующее бесконечно, как говорит Лейбниц, что оно есть все, что это царство сущности, они были бы более осторожными в рассмотрении сущности как чего-то избранного, высшего в себе самом, достойного вечного созерцания. Они рассматривали бы ее не как силу или достоинство в действительных вещах, а скорее как форму всего и вся. Ценность достается любой части царства сущности благодаря интересу, который кто-либо проявляет к ней как к тому, что имеет значение для его собственной жизни. Если орган этой жизни добьется совершенства действий, он достигнет интуиции соответствующей части сущности. Эта интуиция будет иметь в высшей степени жизненное значение. Она будет поглощена свои объектом. Но будет неразумно думать о какой-либо возможности исчезновения интуиции в этом объекте или ее отсутствия; просто она не будет осознавать себя, время, обстоятельства. Эта интуиция будет продолжать существовать, существовать во времени, и пульсации ее существования едва ли будут иметь место без каких-либо колебаний и, возможно, без кратковременного исчезновения. Таким образом, интуиция будет совершенно отличной от сущности. Она будет чем-то существующим и даже, возможно, кратковременным, она будет загораться и исчезать, вероятно, она будет восхитительной, то есть ей не будут являться никакие сущности, если они не проникнуты общим тоном интереса и красоты. Жизнь психеи, которая возвышается до этой интуиции, определяет все характерные признаки вызванной сущности, в том числе ее моральные свойства, но поскольку чистая интуиция ( это жизнь в ее лучшем выражении, когда в ее музыке меньше всего скрежета и барабанного боя, возникает предрассудок и предположение, что всякая сущность прекрасна и обогащает жизнь. Это незаслуженное платоновское обожание сущности. Царство сущности мертво, и интуиция большей его части будет мертвой для всякого живого существа. — 73 —
|