Русская Философия. Энциклопедия

Лит.: Чернышевский Н. Г. Что делать? // Поли. собр. соч. М., 1939. Т. 11; Он же. Антропологический принцип в филосо­фии // Там же. М., 1950. Т. 7; Добролюбов Н. А. Органическое развитие человека в связи с его умственной и нравственной деятельностью // Избр. филос. соч. М, 1945. Т. \;ПисаревД. И. Мыслящий пролетариат // Соч.: В 4 т. М., 1956. Т. 4; Он же. Реалисты // Там же. Т. 3; Петров Э. Ф. Эгоизм: Философско-этический очерк. М., 1969; Никоненко В. С. Материализм Чер­нышевского, Добролюбова, Писарева. Л., 1983; Галактионов А. А., Никандров П. Ф. Русская философия IX-XIX вв. Л., 1989. С. 470-482,495-503, 524-534.

В. И. Приленский

РАСКОЛ - разделение рус. церкви в XVII в. вследствие реформы патриарха Никона и царя Алексея Михайлови­ча. В строго богословском смысле употребление терми­на «Р.» здесь не вполне корректно, ибо в отличие от тер­мина «ересь» в православии он означает отделение от церкви нек-рой группы верующих не из-за несогласия в осн. догматических вопросах, а вследствие к.-л. малозна­чительных формальностей, т. е. неподчинение высшей церковной власти, не связанное с отступлением от основ вероисповедания. Между тем старообрядцы, в основном беспоповцы (Старообрядчество) всегда считали и счи­тают новообрядцев - «никониан» (Московский патриар­хат) не раскольниками, а еретиками, отпавшими от еди­ной истинной православной церкви, в к-рой остались сами старообрядцы. В свою очередь, новообрядная церковь, поддерживавшаяся в течение почти 300 лет силой госу­дарственной власти, имела монопольную возможность открыто именовать себя церковью, а древлеправославных христиан (староверов) - раскольниками, учинителями Р. Попытки староверов возражать против этого пре­следовались в уголовном порядке. У ряда авторов тер­мин «Р.» употреблялся не для обозначения самого цер­ковного разделения, но в качестве синонима старообрядчества. Реформа, предпринятая царем Алек­сеем Михайловичем и патриархом Никоном, ставила зада­чей унифицировать рус. богослужебный обряд с греч. и выверить рус. тексты Священного писания и богослужеб­ных книг по греч. образцам. При этом совр. греч. образец воспринимался как эталон, а все расхождения с ним объяс­нялись искажениями, привнесенными на Руси. Нек-рые исследователи полагают, что унификация церковной жиз­ни должна была подготовить не только церковное, но и государственное соединение православного Востока с Россией - путем отвоевания Константинополя у турок. Идея указанной унификации была подана Никону (еще архимандриту) иерусалимским патриархом Паисием в 1649 г. и поддержана нек-рыми др. греч. иерархами. Став патриархом, уже через год, в 1653 г., Никон единоличным волевым решением разослал по московским церквам распоряжение, предписывавшее изображать крестное знамение не двумя, а тремя пальцами, вызвавшее резкое осуждение мн. авторитетных священнослужителей, в т. ч. протопопов Иоанна Неронова и Аввакума. На следую­щий год (1654) Никон добивается согласия церковного Собора на исправление богослужебных книг по «древ­ним славянским и греческим образцам». Однако никонов­ские «справщики» Арсений Грек, Епифаний Славинецкий и др. выученики лат. и униатских учебных заведений ис­пользовали вместо древн. новогреч. книги, отпечатанные в Венеции и др. зап. городах. Эти не пользовавшиеся дове­рием тексты воспроизводили все изменения, происшед­шие в новогреч. церкви после крещения Руси, что повело за собой некритический отказ от древн. церковных уста­новлений. Все это вызвало не унификацию и усовершен­ствование, а разнобой и ухудшение (см.: Книжная справа в России // Богословские труды. М., 1989. Сб. 29. С. 324-326). В ряде случаев реформаторы затронули церковные установления, к-рым придавалась особая значимость: упомянутое выше двоеперстное сложение при крестном знамении было закреплено как общеобязательное Сто­главым собором в 1551 г. под страхом анафемы, равно как и сугубая (двоекратная) аллилуйя и др. Сложение пер­стов для крестного знамения было знаково-символическим выражением догматов о двух естествах во Христе и о Св. Троице, поэтому изменение формы (обряда) воспри­нималось как искажение содержания (вероучения). Ост­рота положения усугублялась тем, что реформаторы ис­ходили из ложного, опровергнутого позднейшей наукой тезиса о древности и непогрешимости новогреч. образ­ца, к-рый возводился ими в ранг апостольского предания. Одновременно, с целью дискредитировать и лишить ав­торитета древности рус. церковные установления, рефор­маторы объявляли их недавно появившимися на Руси, занесенными от еретиков «армянской ереси». Общий масштаб и осн. тенденция их действий ярко охарактеризо­вана в известной Соловецкой челобитной: «...вкратце реши весь церковный чин и устав, что держит церковь Божия, то все переменили... православную нашу християнскую веру истребили дотолика, будто и след Православия в тво­ем государстве, российском царствии до сего времени не именовалося, и учат нас ныне новой вере, якоже Мордву или Черемису, неведущих Бога и истинные христианские православные веры» (цит. по: Субботин Н. Материалы для истории раскола. М., 1878. Т. 3. С. 244-245). Р. стал столкновением традиционного византийско-рус. мышле­ния, стремящегося к познанию истины умом и сердцем в их единстве, с новоевропейским рационализмом. «Дело в том, что столкнулись разные идеи, что средневековой аксиоматике противостояла аксиоматика нового време­ни (в барочной окраске)... Ошибется тот, кто увидит в этой конфронтации коллизию невежества и знания. Это колли­зия интеллекта и духа: для Симеона Полоцкого главное -просветительство, «внешняя мудрость», а для Аввакума -нравственное совершенство» (Панченко А. М. Русская культура в канун петровских реформ. С. 40-41). Активное ! неприятие насаждающихся реформ значительной частью народа и духовенства, острая и глубокая критика их со стороны уважаемых и авторитетных священнослужите­лей не повлияли на позицию верховной власти, прежде всего царя Алексея Михайловича, продолжавшего введе­ние новообрядчества и после оставления Никоном патриаршего престола. Окончательное его утверждение со­стоялось на соборе. 1666 г. и Большом соборе 1667 г. с участием двух греч. патриархов и многочисленных греч. архиереев. С момента произнесения соборных анафем стало невозможным сосуществование староверов и ре­форматоров внутри единой церкви. Православная тради­ция, в отличие от католицизма, не разделяла церковь на «учащую» - духовенство и «учимую» - мирян и не при­сваивала первой безраздельной власти в определении ис­тинности вероучения. Старообрядческая литература неод­нократно ссылалась на слова Афанасия Великого, Иоан­на Златоуста, Максима Исповедника о том, что паства, миряне могут и обязаны не подчиняться авторитету цер­ковных иерархов, уклонившихся от православной исти­ны. Хотя староверы вынужденно лишились епископата, примкнувшего к новообрядчеству, Р. означал не отрица­ние ин-та иерархии вообще, а разрыв с данной конкрет­ной иерархией, совершающей неприемлемые, с т. зр. за­щитников «древлего благочестия», действия. Долгие годы после собора 1667 г., когда Р. окончательно стал фактом церковной жизни, они продолжали обличать преобразо­вания, обращаясь к царю и надеясь, что власть вернется к святой старине, что Р. можно преодолеть, предлагали про­вести открытый диспут о вере перед всем народом. Одна­ко власти отвечали репрессиями и казнями. Восемь лет (1668-1676) осаждался Соловецкий монастырь, после взя­тия к-рого было замучено около 400 человек, а 14 апреля 1682 г. в Пустозерске были сожжены знаменитые защит­ники древлеправославного благочестия протопоп Авва­кум, священник Лазарь, диакон Феодор и инок Епифаний. Массовые казни и гонения вынуждали множество приверженцев старой веры бежать в отдаленные места, а подчас прибегать к групповым самосожжениям. Р. стал глубоким переломом, исказившим нормальное духовное развитие рус. об-ва, разрывом его внутреннего единства, отказом от наследия прошлого. Духовные накопления средневековой Руси «объявляются как бы не имеющими ценности. Отрицается почти все, что было создано за семь столетий, протекших со времен Владимира Святого... При­том цель этого отрицания - не эволюция... но забвение, всеобщая замена. В глазах «новых учителей» русская куль­тура - это «плохая» культура, строить ее нужно заново, как бы на пустом месте...» (Там же. С. 39). Снятие анафем на старые обряды, произведенное Московским патриар­хатом на Поместном соборе 1971 г., не стало завершени­ем Р., т. к., с т. зр. старообрядцев, неправедно положенные анафемы силы не имели, а преодоление Р. состоит в воз­вращении новообрядцев в лоно православной, т. е. старо­обрядческой церкви, что неприемлемо для Московского патриархата.