|
Французская революція, конечно, была не такъ глубока, какъ та, которую мы предсказываемъ Европ?. Она свергла аристократію, чтобъ поставить на ея м?сто буржуазію. Она не коснулась режима частной собственности и укр?пила эксплоатацію низшихъ классовъ буржуазіей. Но эта революція окончательно уничтожила рабство, уничтожила его съ оружіемъ въ рукахъ, а не писанными законами. Она открыла эру революцій, непрерывно сл?дующихъ одна за другой, все бол?е и бол?е приближающихся къ Соціальной Революціи. Она дала челов?честву революціонный импульсъ, безъ котораго народы косн?ли бы до сихъ поръ въ рабств?. Она зав?щала міру ц?лый потокъ плодотворныхъ идей, пробудила духъ возстанія, дала французскому народу революціонное воспитаніе. Если въ 1871 году Франція дошла до Коммуны; если теперь она готова принять принципы анархическаго коммунизма, между т?мъ, какъ другія націи пребываютъ еще въ період? монархизма или конституціонализма (эти періоды были пройдены Франціей до 1848 года, или в?рн?е до 1879), то это несомн?нно объясняется т?мъ, что въ конц? прошлаго в?ка она пережила четыре года великой революціи. Вспомните, какую печальную картину представляла собою Франція за н?сколько л?тъ до революціи и какъ безсильно было то меньшинство, которое мечтало объ уничтоженіи королевской власти и феодализма. Крестьяне были погружены въ самую ужасную нищету и нев?жество. Затерянные въ глухихъ деревняхъ, не им?ющихъ между собой правильнаго сообщенія, не зная, что д?лается за двадцать верстъ отъ нихъ, задыхавшіеся подъ тяжестью труда и лишеній, эти несчастныя существа, казалось, были обречены на в?чное рабство. Мал?йшее возстаніе подавлялось вооруженной силой: солдаты разстр?ливали беззащитный народъ и вели на вис?лицу его предводителей. Попадались иногда въ деревняхъ агитаторы, пропов?дующіе народу ненависть къ его угнетателямъ, стремившіеся пробудить въ немъ надежду и жажду свободы. См?льчаковъ, р?шавшихся слушать ихъ, было мало. Крестьяне не см?ли даже просить хл?ба и уменьшенія налоговъ. Что касается буржуазіи, то она поражала своей трусостью. Изр?дка попадались въ ея сред? революціонеры, заявлявшіе правительству свой протестъ. Но большая часть буржуазіи гнула спину передъ королемъ и придворными, передъ знатью, передъ слугами аристократовъ. Самой гнусной подлостью, самой ужасной низостью дышатъ ея слова и поступки до 1789 года, — что-бы тамъ ни говорили Луи Бланъ и другіе защитники этой буржуазіи. Глубокимъ отчаяніемъ проникнуты слова революціонеровъ той эпохи. Какъ правъ Камилль Демуленъ, говоря: „Насъ, республиканцевъ, было въ Париж? до 1789 года едва дв?надцать челов?къ”... — 42 —
|