|
Мысль о бытии не может, стало быть, иметь никакого человеческого плана, тайного или нет. Взятая сама по себе, она — единственная мысль, вокруг которой никакая антропология, никакая этика и тем более никакой этико-антропологический психоанализ не может, без сомнения, сомкнуться*. * «Мысль, которая ставит вопрос об истине бытия... не есть ни этика, ни онтология. Так что вопрос об их взаимоотношении между собой в этой области уже не имеет основания» («Lettre sur l'humanisme»). [173] Как раз наоборот. Мысль о бытии не только не является этическим насилием, но никакая этика — в смысле Левинаса, — по-видимому, не в состоянии без нее раскрыться. Эта мысль — или, по меньшей мере, предпонимание бытия — обусловливает (на свой лад, который исключает всякую онтическую обусловленность: принципы, причины, предпосылки и т. п.) признание сущности сущего (например, кого-то, сущего как другого, как другого себя и т. п.). Она обусловливает уважение другого, как того, что оно есть: другого. Без этого признания, каковое не есть познание, без этого, скажем, «допущения-быть» сущему (другому) как существующему вне меня в сущности того, что он есть (прежде всего в его инаковости), никакая этика не была бы возможна. «Допущение-быть» — выражение Хайдеггера, которое вовсе не означает, как, похоже, думает Левинас*, допущения быть в качестве «прежде всего объекта понимания» и, в случае другого, в качестве «потом и собеседника». «Допущеиие-быть» затрагивает все возможные формы сущего, даже и те, которые по сути не поддаются превращению в «объекты понимания»**. Если другой по самой своей сущности прежде всего и неустранимо «собеседник» и «окликаемый» (ibid.), «допущение-быть» допустит ему быть тем, что он есть, уважит его как окликаемого собеседника. «Допущение-быть» не касается только или по преимуществу предметов безличных. Допустить другое быть в своем существовании и своей сущности другим означает, что до мысли доходит — или (м) мысль доходит до того, — что это за сущность и что это за существование; что это за бытие, которое ими обоими предполагается. Без этого не было бы возможно никакое допущение-быть, прежде же всего — допущение-быть уважению и этическому предписанию, обращенному к свободе. Насилие царило бы до такой степени, что оно не могло бы даже более появиться и назваться. Итак, нет никакой возможности «доминации» «отношения к сущему» со стороны «отношения к бытию сущего». Хайдеггер раскритиковал бы не только понятие отношения к бытию, как Левинас критикует понятие отношения к другому, но также и понятие доминации: бытие не связано с высотой ранга, оно не есть господин сущего, ибо высота эта — характеристика сущего. Немногие темы сподобились такой настойчивости Хайдеггера: бытие не есть превосходное сущее. — 159 —
|