Совсем иной позиции придерживаются приверженцы теории доброй воли, восходящей к стоицизму. По их представлениям, добрая воля — сама по себе благо, независимо от того, достигает ли она своей цели. Нравственные мотивы, чистые устремления души, желание делать добро — самостоятельная ценность. Добрая воля не бывает простой мечтательностью, она всегда выражает себя в поведении, поэтому мы оцениваем не волю саму по себе, а ее деятельное проявление. Поступки, движимые благими, нравственными мотивами, достойны одобрения и прославления, даже если им не суждено дать реального результата. Возьмем тот же пример: один человек тонет, а другой бросается его спасать. Однако спасти тонущего не удается. Как оценить ситуацию? Сторонники теории доброй воли говорят: поступок спасающего нравствен и достоин уважения. Он — добро, хотя цель не реализована. Главное — наличие стремления оказать помощь другому, сохранить его жизнь. Теория доброй воли подчеркивает также, что поступок, приносящий зримый положительный результат, может не быть нравственным по мотивации. Если, к примеру, спаситель вытащил тонущего из воды только потому, что тот должен ему крупную сумму денег. Не спас бы — плакали денежки. В этом случае спасение — результат корыстного расчета, а не нравственного порыва. Если бы тонущий ничего не был ему должен, потенциальный спаситель просто не 79 Человек свободный и ответственный обратил бы внимания на призывы о помощи. Тонет? Ну и пусть себе! Поэтому поведение, мотивированное корыстью, нельзя считать добром. «Зато человек жив; — может возразить на это прагматик. — С корыстью или без корысти, а лежать бы ему на дне, если бы не наш удалец! Разве не благо — спасенная жизнь? А ваша добрая воля столько в мире напортачила, что и не счесть! Недаром говорят, что благими намерениями вымощены дороги в ад». Что ж, прагматик тоже по-своему прав... Суть, наверное, в том, что оценивать свободно совершенный поступок лучше всего в единстве его мотивов и результатов. Тогда есть возможность учесть и субъективно-нравственную сторону, так сказать, душевное добро, и сторону практическую — добро объективное. Лучше всего, когда и стремления были хороши, и дело отлично удалось. Если же спросить себя, что предпочтительнее, добрые мотивы с плохими следствиями или плохие намерения с добрым результатом, то окажется, что хрен редьки не слаще. Впрочем, в нашем посюстороннем эмпирическом мире добрый практический результат, быть может, отчасти компенсирует дурные мотивы. Предположим, кто-то хотел создать жуткую отраву, а изобрел спасительное лекарство. Согласитесь, это лучше, чем наоборот: желал осчастливить человечество, а создал смертельное оружие. Даже в эзотерике, когда речь идет о пользе, принесенной другим людям, субъект, эту пользу принесший, может рассчитывать на материальную обеспеченность в следующем воплощении. Предположим, какой-нибудь богач не по мотивам добра, а ради собственной славы помогает детским домам. Так вот, он, согласно оккультному учению, в следующей жизни не будет знать бедности — он все-таки объективно творил добро. Такая она сложная, наша жизнь — субъективное в ней оборачивается объективным и наоборот, добро — злом, зло — добром... — 52 —
|