Голос и феномен

[172]

должен был напоминать, что она является условием воз­можности и функционирования всякого знака, — эта игра сама молчалива. Неслышимо различие между двумя фо­немами, которое только и позволяет последним быть и действовать как таковым. Открывает пониманию две дан­ные фонемы такими, какими они обнаруживаются, именно неслышимое. Если, следовательно, нет чисто фонетичес­кого письма, то это оттого, что нет чисто фонетического phon?3. Различие, которое поднимает фонемы и делает их доступными для понимания, во всех смыслах этого слова, по своей природе остается неслышимым.

Возразят, что по тем же самым причинам графичес­кое различие само погружается во мрак, никогда не дос­тигает полноты чувственного выражения, а устанавлива­ет связь невидимую, линию незримого отношения между двумя представлениями [spectacles]. Без сомнения. Одна­ко то, что с этой точки зрения различие, маркированное в «различ( )ии» [diff?r( )nce] между е и а, ускользает от взо­ра и слуха, наводит, быть может, к счастью, на мысль, что здесь надо позволить отослать себя к порядку, больше не принадлежащему сенсибельности. Но также и интеллиги­бельности, идеальности, которая не случайно примыкает к объективности theorein4 или рассудка; здесь, таким об­разом, необходимо позволить отослать себя к порядку, преодолевающему основополагающую для философии оп­позицию между сенсибельным и интеллигибельным. По­рядок, который справляется с этой оппозицией и делает это потому, что несет ее, заявляет о себе в движении раз­личения (diff?rance — с а) между двумя различиями или между двумя буквами, различения, не относящегося ни к голосу, ни к письму в обычном смысле и находящегося, как странное пространство, что соединит нас тут в тече­ние часа, между речью и письмом, следовательно, по ту сторону безмятежной близости, которая связывает нас с тем и другим, успокаивая порой в иллюзии, будто это не одно и то же.

Как же я приступлю к делу разговора об а различе­ния (diff?rance)? Само собой разумеется, что различение не

[173]

могло бы быть показано. Всегда можно показать лишь то, что в некоторый момент в состоянии стать присутствую­щим, очевидным, то, что способно проявить себя, пред­ставиться как присутствующее, сущее-присутствующее в его истине, истине присутствующего или присутствии при­сутствующего. Однако если различение есть (я ставлю под зачеркивание также и «есть») то, что делает возможным представление сущего-присутствующего, оно никогда не проявляет себя как таковое. Оно никогда не дается в при­сутствующем. Никому. Сдерживающее и не обнаружива­ющее себя, оно изнуряет в этой определенной точке и ре­гулярным образом порядок истины, не прячась, тем не менее, как нечто, как таинственное сущее, в оккультности незнания или в пустом месте, края которого были бы опре­делимы (например, в топологии кастрации). Во всякой экспозиции оно, видимо, подвержено исчезновению как исчезновение. Оно, вероятно, испытывает на себе опас­ность предстать: исчезнуть.