Фрейд

Зигмунд с искаженным лицом — глаза сухи и смотрят в окну точку. Несколько мгновений стоит у гроба. Потом, славно у него больше нет сил, почти резко отворачивается.

Мать смотрит на него с глубокой печалью, затем отходит от гроба, открывает дверь и выхолит из комнаты.

Лицо Фрейда искажает гримаса: как будто он сейчас расплачется. Но нет: лицо его снова становится твердым, и он выходит следом за матерью.

Перед домом.

Людей, ждущих выноса тела, стало намного больше.

Среди них мы видим Флисса, который пробрался в первый ряд. Мимо проходят четверо служащих из похоронной конторы, несущих гроб, который они устанавливают на катафалк.

За ними — мать, с лицом, закрытым траурным крепом. Марта, две другие женщины, затем Фрейд и еще трое мужчин — членов семьи. Когда Фрейд поравнялся с ним Флисс, обнаживший голову, трогает его за руку. Фрейд поворачивается: он видит Флисса и смотрит на него с изумлением, к которому примешивается некая надежда.

Фрейд. Откуда ты?

Флисс. Вчера утром меня вызвали телеграммой на срочную консультацию.

Фрейд. Ты никогда еще не был мне так нужен. До скорой встречи!

Катафалк тронулся в путь. Группа близких родственников — впереди женщины, позади мужчины — двинулась следом, другие люди вливаются в похоронную процессию.

Чуть дальше, на соседней улице, движение на мгновение останавли­вается, пропуская процессию.

В своей закрытой карете, которая остановилась у тротуара, ждет Брейер, сквозь стекло он смотрит на траурный кортеж. Когда пос­ледние ряды процессии проходят мимо кареты, он открывает дверцу, выходит и на расстоянии едет за похоронной процессией, держа шляпу в руке. Его карета медленно едет сзади.

Какая-то лавчонка. похожая на парикмахерскую. Перед зеркалами тоже стоят кресла.

Но парикмахеры (три кресла, три парикмахера), стоя между зеркалами и креслами, лицом к камере, вместо того чтобы брить или протесывать (в креслах нет ни одного клиента), передают из рук в руки обернутые в белую бумагу шары (перевязанные розовыми ленточками), которые в конце концов оказываются в руках хозяина, сидящего за кассой.

Хозяин наклеивает на каждый шар этикетку "Продано" и один за другим швыряет их на пол. Впрочем, поражает не это странное действо, а громадные эмалированные таблички, развешанные по всем стенам (вместо рекламных плакатов духов или мыла для бритья). (За кадром — шум машины, сопровождающий каким-то нелепым и почти кошмарным ритмом передачу шаров от одного парикмахера к другому.)

На всех этих табличках написано (печатными буквами, большими строчными, курсивом, круглым почерком и т.д, будто это набор образцов шрифта или рекламных текстов в кабинете гравера):