Сочинения в четырех томах. Том 3. Часть 2

Но это не значит, что Алексей не понимает своей «просто­ты» и отношения к ней окружающих: он страдает. Алексей— человек с уязвленным самолюбием, которое тем болезненнее,

1

что основной душевной способностью его живет в нем чувство. Но он не горд, и потому этою уязвленностью душевно не разлагается: он носит занозу в сердце и постоянным напомина­нием ее о себе смиряется. В Алексее есть смирение—таков его духовный облик, который может быть невыраженным, посколь­ку данный Алексей еще не оформился. Но кроме того, кроме смирения, Алексей также и на пути смиренничения. Однако смирение подлинное, данное уже, или взятое на себя, есть путь Алексея.

Свойственное Алексею юродство, маска, есть вместе с тем некое ограждение себя от ответственности, объявление себя вне ответственности. Поэтому эта маска часто не дает Алексею держаться в должной мере. Опираясь на свою маскированность, он, как все маскированные, склонен позволять себе такое, на что не отважился бы без маски, и считает, что ему, объявившему свою безответственность, должно быть спускаемо недозволи­тельное другим. Тогда Алексей позволяет себе—именно позво­ляет, а не просто есть такой—грубость, резкость, иногда, если взятая маска хамство,— какое-нибудь лакейство, пошлость.

Алексей непосредственен. Но непосредственность его пре­увеличенно показывается также и маскою непосредственности, маскою простоты, маскою не интеллектуального строения вну­тренней жизни. Эта маска есть способ восстановить отношения с миром, внутренним недостатком чего-то—в Алексее нару­шенные. Делая возможною жизнь, эта маска не может, однако, всецело восполнить природную ущербность Алексеев, и они, живя в мире, все же не приспособлены: все что-то «не так» у них; и потому они неизбежно стремятся к своему верхнему пределу, юродству. Хотя и не в грубом виде маски, а в тончайшем покрове духовной отъединенности непонятном всякому и неви­димом большинству, они стараются искусственно создать себе оболочку, которой не дано им по природе, и отделить себя и скрыть себя от мира.

IV. АННА

1923.L7

Как Александра есть женская параллель Александру, так мужскому имени Алексей соответствует в метафизике женских имен—Анна.

Но именно вследствие такой парности этих имен, проявле­ние их в средах—мужской и женской—весьма различных — оказывается само весьма различно, отчасти даже до проти­воположности. Относительно Александры это уже было рас­сказано. Нечто подобное теперь может быть вскрыто в имени Анны, хотя и не з той мере противоположности.