|
Чтобы язык жил полною жизнью и осуществлял свои возможности, надо освободить индивидуальную языковую энергию и—не бояться множества неудачных, уродливых и нежизненных порождений. Тогда, среди многого неудачного, оса-дится кое-что удачное, и безысходно нужное,—то возникнет, 1 отсутствием чего болеет сейчас впечатлительная душа. Откликнемся природе по-детски, всем телом и всею душою. Вот как, по мысли таких искателей, творится новое слово: Он—Вас. Вас. Каменский как поэт; Я—он же как человек. «Мимо нас в долину пролетела ласточка. Он крикнул ей: — Вчить-карм. Я мог бы спросить Его о значении этих слов, но почувствовал, что не надо. Я почти понял. Мне кажется, что рожденье слов является разрывностью соединенной воли двух творчеств. Линия острого Налёта ласточки близко и встречная стрела глаз Поэта, наблюдающего полет, в творческом пересечении дают звук: — Вчить. Линия отлёта и мгновенный взмыв вверх и испуганный резкий поворот кидают отзвук: — Карм. Творчество ласточки заключалось в рисунке движения и в свистящем шуме рассекаемого крыльями воздуха. — Вчить-карм. Творчество Поэта возникло на точном определеньи звуковой формы и на ритмическом соединеньи единого впечатленья, сконцентрированного волей верного мастера—песнебойца. — Вчить-карм. Так наивно—приблизительно я (скрывая от Поэта) объясню момент словотворчества, понимая ясно, что хризолитовая линия падающей звезды—объясненная словами (да еще днем)—будет походить на кишку, вымотанную медведем из коровы» 77. XII. Провозглашением этой свободы индивидуального языкового творчества обязаны мы сперва романтикам, а повторно—декадентам и футуристам. Последняя «декларация слова как такового» — разумею всю деятельность футуристов в ее совокупности—едва ли много прибавила в понимании языка, и со стороны теоретической не может расцениваться высоко. Но общественное, а потому жизнетворческое ее воздействие, еще не вполне сказавшееся, было, думается, угловою точкой в истории словесности, и будущий историк отметит ее, как некоторый водораздел. Вот почему я останавливаюсь здесь именно на футуристах, как наиболее остро и впервые выразивших свое начало, и не говорю о более новых течениях, может быть, большего достигнувших, но не столь определенных в своей сущности и к тому же еще не отшедших в область истории. Как выступили футуристы—это было главным. Мысли, давно продуманные языковедами, психологами и словесниками в тиши кабинетов, подобились инфекции в запаянных колбочках. Умы иммунизированные оставались холодными, хотя и обращались с острейшим из ферментов духа. Но речь, пробужден- — 133 —
|