Сочинения в четырех томах. Том 2

Человеку духовному свойственно объективное мыш­ление, и земное существо его не из духовного приличия, а по сущей истине мыслится им тоже объективно, как он. Не без причины духовная практика вообще запреща­ет пользование личным местоимением первого лица, да и приличие даже не одобряет злоупотребление этим сло­вом. При более высокой объективности мысль о своем земном существе становится столь беспристрастной и издали на него смотрящей, что появляется снис­хождение к нему, жалость; так, преп. Серафим и др. подвижники указывают, что не следует ни на кого раз­дражаться, и в том числе на свои собственные недостат­ки, и что следует относиться к ним терпеливо. Предпи­сывается и должная мера заботливости о немощах своей плоти. Вообще, духовный имеет точку мысленной опоры вне себя и потому способен думать и говорить о себе, как о другом.

Еще более высокая объективность — и тогда появля­ется возможность незаинтересованно даже хвалить себя, объективно учитывать достоинства своей личности, но спокойно и без чувства собственника. Нетрудно дойти до той объективности, при которой указывается

1

значительность веса своего тела или роста, физическая сила, далее — правильность черт лица и хорошее тело­сложение. Это все отмечается с той же незаинтересован­ностью, как было бы отмечено и противоположное, т. е. в качестве некоторого события в мире, события положи­тельного, но не составляющего собственно заслуги того, к кому относится оно. Далее, на той же линии может быть хорошая память, счетные способности, умение ре­шать запутанные задачи; еще далее — пойдет ум, тонкий вкус, проницательность, затем нравственные качества — ну, например, честность (довольно трудно представить себе человека, кичащегося своею честностью), исполне­ние долга, доброта и т. д. и т. д. По мере восхождения мысль о себе делается все более объективною и, не без­различно и холодно, но, однако, не себялюбиво и само-опьяненно, человек научается приписывать все это ему, а не Я. Еще следующий шаг — и он уже видит, именно видит, а не только мыслит, себя со стороны. Он может тогда без ложной скромности хвалить заслуживающее похвалы и умиляться на то, что должно умилять. Он го­ворит сейчас не о себе, а об некоем, об ??, и совпаде­ние этого NN с его личностью есть частное обстоятель­ство, не привлекающее к себе его внимания. Не то важно, что через этого NN говорил или говорю Я, а то, что говоримое есть истина. Факт существования этого NN поучителен и есть радость миру. Почему же уходя­щему из него, в данном случае о. Алексею, не отметить этого факта? Почему не разъяснить его? Почему не по­ведать миру о своем видении? Из ложной скромности? — Но ведь в последнем вопросе уже дан и ответ на него, ибо ложная скромность, как все ложное, должна быть изгоняема.