Постольку, поскольку я имею сенсорные функции, визуальное, слуховое, тактильное поля, я уже общаюсь с другими, также понимаемыми как психофизические субъекты. Мой взгляд падает на живое действующее тело, и тотчас объекты, которые его окружают, дополняются новым пластом значений: они не являются больше тем, что я мог бы сам сделать из них, они являются тем, что поведение другого сделает из них. Вокруг воспринимаемого тела закручивается водоворот, в который затягивается и которым как бы поглощается мой мир: в этой мере он не является больше лишь моим миром, он присутствует не только для меня, он присутствует для "X", для того другого поведения, которое начинает обозначать себя в нем. И тело другого уже является не простым фрагментом мира, а местом определенной переработки и как бы определенным "видением" мира. Где-то там идет переработка вещей, которые до сих пор были моими. Кто-то пользуется моими привычными вещами. Но кто? Я говорю, что это другой, мое второе "я", и мне это известно прежде всего потому, что это живое тело имеет ту же структуру, что и мое. Я ощущаю мое тело как способность к некоторым типам поведения и овладения миром, и я дан сам себе только как определенный способ овладения миром; но ведь именно мое тело и воспринимает тело другого, и открывает в нем чудесное продление собственных интенций, привычный способ обращаться с миром; отныне, подобно тому как части моего тела формируют определенную систему, тело другого и мое тело представляют собой единое целое, изнанку и лицо одного и того же феномена, и анонимное существование, выражением которого в каждый момент является мое тело, отныне населяет оба тела.1 Все это делает другого живым существом, но еще не другим человеком. Но эта чужая 1 Вот почему можно наблюдать у пациента расстройство телесной схемы, если попросить его указать на теле врача ту часть его собственного тела, к которому прикасаются. 451 жизнь, как и моя, с которой она общается, является открытой жизнью. Она не исчерпывается набором биологических или сенсорных функций. Она присоединяется к естественным объектам, уводя их от их собственного непосредственного смысла, она создает для себя орудия, инструменты, она проецирует себя в среду культурных объектов. Ребенок находит их вокруг себя при рождении, как будто они упали с неба. Он стремится овладеть ими, он учится использовать их так же, как их используют другие, поскольку телесная схема устанавливает непосредственные соответствия между тем, что видит и тем, что он делает, и через это предметы обихода определяются в виде известного manipulandum, a другой - как центр человеческих действий. Существует, в частности, один культурный объект, который должен играть главную роль в восприятии другого - это язык. В диалоге между мной и другим устанавливается общая территория, мое и его мышление сплетаются в единую ткань, мои высказывания и высказывания моего собеседника порождаются ситуацией дискуссии, они включаются в общую операцию, которую никто из нас двоих не создавал. Тут существует бытие вдвоем, и другой для меня не является больше, в данном случае, простым поведением в моем трансцендентном поле, тоже происходит и со мной, мы оказываемся друг для друга союзниками в состоянии совершенной взаимности, и наши перспективы сливаются одна с другой, наше существование разворачивается в одном и том же мире. В настоящем диалоге я свободен от самого себя, мысли другого несомненно являются его собственными, не я их формирую, хотя я их и схватываю тотчас при их появлении или даже их предупреждаю, и даже возражения, которые я слышу от моего собеседника, вызывают у меня также мысли, о существовании которых я не подозревал, так что если я предоставляю в пользование ему свои мысли, то он взамен побуждает меня мыслить. Только потом, когда я выхожу из диалога и пытаюсь его вспомнить, только тогда я могу подключить его к моей жизни, сделать из него эпизод моей личной истории. Тогда другой возвращается к своему отсутствию или, в той мере, в какой он остается присутствующим для меня, ощущается мною как угроза. Восприятие другого и интерсубъективный мир составляют проблему лишь для взрослых. Ребенок живет в мире, который, как он верит без колебаний, доступен для всех, кто его окружает, и он не осознает ни себя самого, — 305 —
|