|
Широкая распространенность и этих норм, и этих сюжетных мотивов, как правило, объясняется экономическими причинами. Но ведь ни священнописатель, ни Геродот, ни Ливий, ни древние законодатели не ссылаются на материальные обстоятельства. Не упоминает их и Аристотель. Более того, именно он, цитируя стих Гесиода …Подумай-ка лучше, Как расплатиться с долгами и с голодом больше не знаться. В первую очередь — дом и вол работящий для пашни, Женщина, чтобы волов подгонять: не жена — покупная![90] дает к нему свое примечание: «у бедняков бык служит вместо раба».[91] Свой бык, виды на покупную жену… и это бедняк? Любопытно и другое, вторящее этому, свидетельство, которое дает Марциал: …Жду я чего? Раз нога вылезает из обуви рваной, И неожиданно дождь мочит меня проливной, И не приходит на зов ко мне раб, мое платье унесший, И, наклоняясь, слуга на ухо мерзлое мне Шепчет…[92] Раб, слуга в едином повествовании о несчастьях, которые выпадают на долю римского клиента, кажутся резким диссонансом с ними, но, как видно, в его время представления о нищете были весьма далеки от ассоциаций с голодной смертью. Правда, мы помним, что Марциал, не будучи в действительности слишком стесненным в средствах, все же любил поплакаться на судьбу. Но уместно напомнить и другое, касающееся всех плебеев Рима. В I веке до н. э. содержание городского пролетариата взяла на себя римская казна: по закону Кассия, изданному в 73 г. до н. э., каждому полагалось 5 модиев зерна в месяц (примерно 1,5 кг в сутки). В 50—40 до н. э. в Риме регулярно получали бесплатный хлеб до 300 тысяч человек; все они были занесены в особые списки, и было бы прямым нарушением римского закона хоть в чем-то обделить их. В «Деяних Августа»[93] (их будет цитировать Светоний) перечисляются многие государственные раздачи плебеям. Их масштаб доходит до того, что, отнюдь не испытывавшие угрозы голода, они начинают требовать от своего государства не только бесплатного хлеба, но и дармовой выпивки. Сам Август был вынужден напоминать волнующейся толпе, что в акведуках Агриппы есть достаточно свежей и чистой воды, и все желающие могут удовлетворить ею свою жажду без какой бы то ни было платы[94]. Правда, Аристотеля и Марциала отделяет от времени рождения патриархальной семьи целая череда тысячелетий. Но если даже животное до последнего бьется за спасение своего потомства, то почему человек, с даром сознания получивший огромные преимущества в борьбе за выживание, должен убивать его? Думается, дело в другом. Если задача первого состоит в том, чтобы просто оставить потомство (остальное сделает сама природа), задача второго — обеспечить гигиену передачи жизненного кода (нам еще придется говорить о ней). При этом и в том и в другом случае собственно потомство — это не более чем средство воспроизводства вида/социума. — 53 —
|