|
Впервые против обособляющейся семьи восстает только христианская проповедь. Но она зазвучит в эпоху разложения былого единства. Империя не в состоянии переварить заглоченное ею, привести к какому-то единству все многоцветье этнических культур, и это губит ее. Слишком велика добыча, и она давится ею. Христианская идеология не что иное, как попытка организации общего спасения в эпоху общего распада. В сущности, это тот же камертон, вот только теперь он звучит по-другому. Приходящая на смену античным идеалам христианская проповедь утверждает совершенно другой взгляд на вещи, здесь нет места языческим ценностям государственного левиафана, готового довольствоваться плотским господством над миром. Новое учение проповедует прежде всего духовное единство. Все конфликты мира объясняются не различием материальных запросов, но противостоянием культур. Поэтому подлинное спасение и мир может принести только духовное всечеловеческое единство. Правда, его достижение, в свою очередь, требует мобилизации. Но, с одной стороны, частные интересы обособляющейся семьи препятствуют ей, с другой, слишком глубоко укоренены в ее менталитет языческие идеалы совместного господства полиса над своим этническим окружением. Ранняя церковь отрицает любую государственность, но сама семья сливается с государством, само государство становится единой сверхсемьей. Поэтому отнюдь не фигурален императив Нагорной проповеди: «Не думайте, что Я пришел принести мир на землю; не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить человека с отцом его, и дочь с матерью ее, и невестку со свекровью ее. И враги человеку — домашние его»[493]. У Луки это звучит еще жестче: «…если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником»[494]. Карл Каутский, говоря об эволюции Павла, указывает, что первое время после обращения он не только проповедует отказ от формального брака, но и практикует его. Здесь имеется в виду легенда о Фекле, некой деве из Иконии, ученице и спутнице апостола. Случайно услышав его проповедь, она дает обет сохранить чистоту девственности. По доносу её оскорблённого жениха Павел брошен в темницу. Фекла проникает туда и проводит всю ночь у ног апостола в душеспасительной беседе. Её мать настаивает на изгнании Павла и сожжении Феклы в назидание прочим. Фекла восходит на костёр, но ливень гасит пламя. Догнав Павла, Фекла направляется с ним вместе в Антиохию. В Антиохии ее вожделеет наместник Сирии Александр, девушка противится его домогательствам и с позором изгоняет того из своего дома. За это ее отдают на растерзание диким зверям, но львица кротко лижет ей ноги, а затем ценой собственной жизни защищает её. Когда ее защитница гибнет, Фекла, бросается в водоем со словами: «Во имя Иисуса Христа в свой последний день я крещу себя». В тот же миг небесный огонь облекает её и молнии поражают хищников. Ее, за ноги, привязывают к быкам, но и тем не удается разорвать ее, — «И остановил игры игемон, и весь город устрашен был…»[495]. Мученицу освобождают, и она вновь возвращается к Павлу. Эта легенда получит широкое распространение в христианском мире. В Средние века история Павла и Фёклы она станет восприниматься как благочестивый роман о чистой, небесной любви. Существует обширная иконография: сцены мученичества Феклы, Фекла в окружении диких зверей, Фекла «в славе» (Лоренцо Коста, Пинакотека в Болонье; Педро Алемани, кафедральный собор в Барселоне), ее писал Феофан Грек и другие русские живописцы. — 276 —
|