Тем более не следует ждать, что дети городских «низов» начинают трудовую жизнь позже. В них по прежнему видят лишь еще не увеличившихся в размерах взрослых, на них глядят как на помощников в прокормлении, и ребенок уже с 4—5 лет начинает привлекаться к труду, идти на заработки. Раннее расставание с детством (в Англии только закон 1842 г. запретил принимать на подземные работы детей младше 10 лет, вообще же не возбранялся и труд пятилетних) — это не только безвыходность для родителей и жадность хозяев-предпринимателей, но и культурная традиция. Разница лишь в том, что в среде, где детям предстоит стать теми, кого мы видим в изображении Диккенса, существует готовность к другим испытаниям. Словом, не следует видеть в этой готовности исключительно следы родительского равнодушия. Что же касается собственно безразличия к ним, то оно существует в обеих средах, и в обеих средах одинаково опасно. Прежде всего тем, что родители уклоняются от долга, который накладывают на них значимые для государства ценности межпоколенной коммуникации. Но если в патриархальной семье возможности вмешательства власти в процесс социализации потомства ограничены замкнутостью ее жизни, то городская цивилизация, выставляя напоказ даже собственную изнанку, рождает свои императивы. Семья (и в первую очередь семья нового типа) должна быть отстранена от воспитания потомства,— требуют они. В сущности, весь социум это одна большая сверхсемья,— пульсирует где-то в его подсознании,— и если жизнь какой-то ее части перестает подчиняться общим законам, должны вступать в действие механизмы иммунитета. 8.3. Развитие утопических ученийСправедливость требует сказать, что первые утопии, касающиеся семьи, появляются еще в античности. Их рождение является следствием именно того взгляда на вещи, который заставляет государство взять под тотальный контроль все, что есть в человеке, мобилизовать, «поставить в строй» не только его тело, но и самую душу. Философская мысль Греции, хоть и пытается судить о всемирном, в социальной сфере обнаруживает свою неспособность вырваться за пределы полисной организации. Поэтому в гражданской жизни миром для нее выступает свой же собственный город. Правда, и здесь нельзя абсолютизировать ее ограниченность. Разумеется, ни в представлении греческих мудрецов, ни во взглядах римских юристов мир не сводится к нему, но ведь именно античному полису надлежит взять на себя разумное руководство всем тем, что, по уже приводившимся словам Аристотеля, «способно лишь своими физическими силами исполнять полученные указания». То есть «варварским» окружением, которое должно быть спасено от вырождения цивилизующим вмешательством эллина. Только такой город и может стать идеалом общественно-политического устройства в конечном счете всей ойкумены. Не случайно Рим будет представать в сознании его интеллигентов именно как руководящий центр мира. Об идеально устроенном городе и говорит античная мысль, но для того чтобы построить идеальный город, нужно прежде всего расчистить строительную площадку. Одним из элементов именно такой расчистки становится идея упразднения всего того, что может нарушить правильное воспитание поколений. — 272 —
|