Степень регламентации доходит до того, что предписывается из всех музыкальных ладов использовать одни (которые воспитывают в человеке мужество и собранность) и исключать другие (изнеживающие и расслабляющие). То же касается и музыкальных инструментов[490]. Обучение мусическим искусствам, лежащее в основе первоначального воспитания, должно сочетаться с занятиями гимнастикой, которые делятся на упражнения в пляске и борьбе и дают хороший результат только при употреблении скромной и простой пищи. Все это возлагается на государство в лице сертифицированного им посредника в системе межпоколенной коммуникации, ибо семья неспособна обеспечить выполнение требований государственного стандарта воспитания. Согласные с этими взглядами мотивы упразднения воспитания и социализации как частного дела граждан, введения общности жен и детей звучат в учении Диогена Синопского («Он говорил, что жены должны быть общими, и отрицал законный брак: кто какую склонит, тот с тою и сожительствует; поэтому же и сыновья должны быть общими»[491]), во взглядах на государство Зенона и Хрисиппа («Они полагают, что у мудрецов и жены должны быть общими <…> тогда всех детей мы будем одинаково любить…»[492]). Напомним, что эти учения возникают на фоне стремительного разложения патриархального рода, парцелляции архаической формы семьи. Разумно полагать, что в условиях параллельно протекающей самоорганизации полиса, мобилизации всех его ресурсов, самосплочения перед лицом (таких же, как он) хищников, борющихся за гегемонию, такая парцелляция не может не противопоставлять частный интерес государственному. Поэтому появление подобной идеологемы вполне естественно и объяснимо; видеть в ней только аберрацию древнего сознания, случайно помутнение мысли признанных авторитетов античной культуры нельзя. Это рефлекс самозащиты социума, внешнее проявление механизмов его иммунитета. Столь же недопустимо видеть в ней посягательство на семью. Семья продолжает оставаться практически монопольным комуникатором, обеспечивающим преемственность родового занятия. А значит, ее упразднение равносильно самоубийству полиса. Правда, известная парцелляция интересов является неизбежным следствием разделения труда и общей диверсификации его деятельности, но согласие без особого труда достигается действием государственных институтов. В особенности если оно обеспечивается еще и специальной настройкой общего менталитета. Словом, эти учения — своеобразный камертон, и ничто иное. В них звучит голос надсознания единого социального организма, и мы обязаны слышать его. Таким образом, мысль о том, что идея разрушения семьи, передачи ее функций другим институтам рождается еще в античное время, должна быть оставлена. Речь идет лишь о об отдельном сегменте межпоколенной коммуникации, который ограничен специфическими ценностями социума, обеспечивающими его мобилизационный тонус. — 275 —
|