|
Посмотрим теперь, что происходит в случае конверсионной истерии. Рассмотрим офонию фрейдовской Доры. Своим молчанием она как бы говорит: "Я молчу, потому что рядом нет возлюбленного, а больше ни с кем говорить я не желаю". Но эта фраза из бессознательного. Конечно, если бы она могла произнести ее, она бы уже тем самым не молчала и истерия, таким образом, исчезла бы. Ошибка здесь заключается в физиологическом и коммуникативном (в смысле Томаса Заца [Szasz 1971]) аспектах. Своим молчание Дора как бы говорит: "Я не могу говорить". Это физиологический аспект, и он ложен. На самом деле следовало бы добавить: "Я не могу говорить при определенных условиях". Коммуникативный аспект заключается в императиве: "Верните мне моего возлюбленного, и тогда я буду говорить". Здесь имеет место нечто вроде невольного введения в заблуждение, свойственного как истерии, так и беллетристике. При обычной ошибке одно принимается за другое, при введении в заблуждение сознательно или бессознательно один вводит в заблуждение другого. Теперь рассмотрим обсессивную ситуацию. При обсессивно-компульсивном неврозе глубинная конфигурация является более сложной, она представляет собой импликацию: "Если я не сделаю того-то и того-то, то случится нечто страшное и непоправимое" ("Если я не вымою руки, это приведет к тому, что отец уличит меня в отношениях с матерью, я буду в его глазах "грязным"). Но это фраза также и из бессознательного "лексикона". На самом деле обсессивный невротик не знает, что будет, если он не вымоет рук. Будет просто нарастание тревоги. И в этом смысле на поверхностном уровне он не ошибается - тревога действительно будет нарастать. Он ошибается на уровне бессознательного. Если он вымоет руки, отец на самом деле не кастрирует его. Выведение в сознание этой фразы по логике фрейдовского анализа должно соответствовать излечению. Мы можем также рассмотреть логико-лингвистический механизм психопатологической ошибки на примере паранойи. Этот психоз, как известно, является наиболее логичным из всех психозов, поэтому он 85 близок к невротическим механизмам. Патологический ревнивец, который во всем видит измену жены, может сказать: "Я убежден, что Н.Н. является любовником моей жены". Страдающий бредом преследования будет утверждать: "Такие-то и такие-то люди меня преследуют". Здесь мы имеем ошибку в чистом виде, в гораздо более неприкрытом, чем при неврозах отношения. Но именно эта обнаженность неверного ошибочного убеждения затрудняет развязку. При бреде ревности истиной, прикрывающей ошибку, является импотенция самого говорящего; при преследовании это, как считают психоаналитики, гомосексуализм. Но и том и в другом случае вывести в сознание это труднее, чем соответствующие невротические сокровенные представления. Обсессивному невротику гораздо легче согласиться с тем, что он боялся кастрации со стороны отца, а истерику -что его симптом связан с тем, что он не мог реализовать свое либидо к определенному объекту. Сознаться в гомосексуализме или в импотенции на символическом уровне гораздо сложнее, так как это в социальном смысле вещи, обычно воспринимающиеся как постыдные (помимо того, что параноики проявляют чрезвычайно сильную стойкость аффекта и соответственно силу ложного убеждения [Блейлер 2000]). В этом, на мой взгляд, (во всяком случае, отчасти в этом) кроется трудность при излечении паранойи. — 72 —
|