|
(В. Гейзенберг . Физика и философия) Такие физики, как А. Эйнштейн, Э. Шредингер, Л. де Бройль, отрицали копенгагенскую интерпретацию именно из-за несовместимости с ньютоновско-картезианской парадигмой. Факт этой несовместимости был тем самым ясен и для них: Как бы то ни было, претензия заявлена. Новая наука самонадеянно присваивает себе право третировать все наше философское воззрение… Можно, конечно, считать, что в конце концов полный набор всех наблюдений, которые уже были сделаны и когда-либо еще будут сделаны, представляет собой реальность — единственный предмет, с которым имеет дело физическая наука… Однако подобное утверждение, высказанное по отношению ко всем наблюдениям, проведенным в рамках квантовомеханической теории, не имеет разумного основания и не может претендовать на философскую серьезность… Я хочу ясно сказать, что отныне и впредь беру на себя ответственность за свое упрямство. Я иду против течения. Но направление потока изменится. (Э. Шредингер . Избранные труды по квантовой механике. М., 1976) Над философскими и даже «мистическими» аспектами квантовой механики много размышлял В. Паули, хотя, в отличие от Н. Бора, он не публиковал широко работ на эту тему. Так как можно рассматривать инструменты наблюдения как продолжение органов чувств наблюдателя, я рассматриваю непредсказуемое изменение состояния при одиночном наблюдении… как нарушение идеи о возможности изоляции наблюдателя от внешних физических событий. (В. Паули , из письма Н. Бору 15 февраля 1955, цит. по: K. V. Laurikainen . The message of the atoms) Физическое событие больше не отделено от наблюдателя… Индивидуальное событие есть occasio , а не causa [т. е. нечто случайное, а не причинно обусловленное]. Я склонен видеть в этом occasio , которое включает в себя наблюдателя и выбор экспериментальной процедуры… проявлениеanima mundi [мировой души], которая была отвергнута в семнадцатом столетии. (В. Паули , из письма к М. Фирцу 13 октября 1951, цит. по: K. V. Laurikainen ) Мне представляется, что попытка алхимии выработать единый психофизический язык провалилась только потому, что там речь шла о зримой, конкретной реальности. Но в сегодняшней физике мы имеем дело с невидимой реальностью (объектами атомарного уровня), в обращении с которой наблюдатель обладает известной свободой (поскольку он стоит перед альтернативой «выбор или жертва»), а в психологии бессознательного мы изучаем процессы, которые не всегда могут быть однозначно приписаны какому-то определенному субъекту. Попытка создания психофизического монизма представляется мне сегодня несравненно более перспективной, если искомый единый язык (еще неизвестный, нейтральный по отношению к дихотомии психического — физического) будет отнесен к более глубокой невидимой реальности… При таком подходе придется пожертвовать онтологией и метафизикой (что и сделано в буддизме! — Авт. ), зато выбор падет на единство бытия. — 108 —
|