|
Пускаться на поиски подробностей таинственной истории в подобных обстоятельствах казалось мне абсолютно безнадёжной задачей. В компании “Истерн” примерно 5000 стюардесс, и только горстка из них непосредственно сталкивалась с призраками. Я не знал никого, кто мог бы сообщить мне их имена и телефоны, а компания твёрдо придерживалась политики сохранения тайны от всех, включая собственных работников. Однако в тот вечер на борту самолёта оказалась стюардесса, живо интересовавшаяся этой историей. Эмили Палмер* удалось подробно записать рассказы о нескольких столкновениях с призраками, и она согласилась передать их мне при следующей встрече. Она также пообещала поговорить со своими подругами, непосредственными участницами подобных контактов, и попросить их дать мне интервью. Эмили была высокой эффектной брюнеткой, обладавшей неукротимой энергией и острым умом Она уверяла меня, что Репо — добрый призрак, жаждущий помочь и периодически указывающий на возможные неполадки в работе самолёта. Она считала поведение компании “Истерн” нелепым, особенно её угрожающие намёки на психиатрическое обследование. По мнению Эмили, это и было главной причиной молчания лётных экипажей. Я договорился с Эмили, что, если всё же решусь писать книгу, свяжусь с ней и приглашу на ужин в мой следующий приезд в Майами. Она уговаривала меня взяться за эту тему. Слишком много уважаемых и здравомыслящих людей было связано с этой историей, чтобы она оказалась вымыслом. В их число входили командиры экипажей, вторые пилоты и борт-инженеры. Энтузиазм Эмили был заразителен, но мне не хватало времени даже на то, чтобы обдумать план такой книги. Хотя в предыдущих работах мне приходилось порой останавливаться на грани реального, новое исследование казалось мне полубезумным предприятием, к тому же, связанным с потусторонним миром, о котором я почти ничего не знал. Я предпочитал конкретные вещи вроде смертельного вируса, описанного в “Лихорадке”, или жестоких последствий развития атомной энергетики в “Мы едва не потеряли Детройт”. Несмотря на то, что речь в книгах шла о довольно сложных проблемах, они были вполне доступны для понимания. Факты оставались фактами, в них не было ничего таинственного. А драматизм, наполнявший их, привлекал меня как писателя. Мне было лестно получить награду Нью-Йоркской академии наук за “Лихорадку”. Это означало, что книга смогла верно отразить лучшие достижения современной науки. Наихудшей, по моему мнению, стороной науки было проявляющееся порой полное отсутствие социального беспокойства (например, повсеместное распространение ядерной энергии, влекущее за собой возможность катастрофы) или отказ учёных обсуждать исследования малоизученной области паранормального. — 249 —
|