— Кто же это писал? Японец не ответил, посчитав излишним повторять сказанное. Шнайдер оценил эту реакцию, сказал: — Хорошо. Пойдем вместе. — Он отдал японцу записку. — Так оставлять нельзя, нужно выяснить. Исида поклонился и вышел. Шнайдер остался один. Лицо его стало озабоченно-тревожным. Он открыл портфель, вынул из него пистолет, сунул в боковой карман висевшего на вешалке пиджака... Конечно, Чадьяров рисковал. Но тут: или — или. Ему необходимо было выяснить, кто же четвертый. Получив записку, Исида должен посоветоваться с главным, «четвертым». Не обратить внимания на письмо нельзя. Если они профессионалы — а они, по всей видимости, профессионалы, — вряд ли в такой ситуации дело останется без проверки. Поставив себя на место неизвестного ему «четвертого», Чадьяров подумал, что, учитывая важность операции, он не дал бы кому-нибудь из своих идти на такую вот ночную встречу без прикрытия. И прикрывать надо самому... Чадьяров шел по вагонам, незаметно вглядываясь в лица пассажиров. В третьем классе было особенно многолюдно. Красную косынку Чадьяров заметил издалека. На коленях у девушки был разложен пестрый платок, и на нем лежали два яблока, хлеб и сыр. В руке девушка держала книжку. Чадьяров присел напротив. Видимо, книжка была интересной, потому что девушка читала не отрываясь, не глядя, отщипывала кусочки хлеба и клала в рот. — Здравствуй, сестренка, — негромко сказал он по-казахски. Девушка подняла глаза на Чадьярова, просто и дружелюбно ответила: — Здравствуйте. — Как тебя зовут? — Айжан. — Я видел, ты недавно села в поезд? — Утром. А вы кто? Чадьяров улыбнулся, взял с ее платка кусочек сыру. Он не мог бы сказать точно, сколько лет назад ел такой сыр, но сразу вспомнил его вкус, вспомнил памятью, в которой жила и станция, и эта девушка. И в памяти зазвучали голоса, появились запахи и имена. — Что делает сапожник Каныбек? — спросил Чадьяров. — У него еще был брат, который очень хорошо кожи выделывал. — Каныбек? Но он умер, и давно... — Жаль... Очень хороший был человек. Очень хороший. Девушка внимательно всматривалась в лицо Чадьярова. Она оглядела его костюм, не самый лучший костюм господина Фана, который однако же в вагоне третьего класса поражал элегантностью. — А Камал уже вырыл колодец? — улыбаясь поинтересовался Чадьяров. — Кто вы? — вновь спросила девушка. — Камал — это мой дядя... Почему вы всех знаете? Разве вы жили у нас? — 74 —
|