|
Обернувшись, он увидел бежавшего по улице рикшу. В коляске сидел толстый господин. Паша кинулся вдогонку. — Господин Ковров, один момент, подождите! — кричал Паша. — Как с моим делом? Я Фокин, инженер. Помните?.. Вы говорили, что вам нужен разносчик. Я согласен!.. Господин Ковров, я согласен! Умоляю, не дайте совсем опуститься! Да постой же ты! — крикнул он рикше. — Видишь, люди разговаривают! Ковров ткнул рикшу тростью в спину, и тот побежал еще быстрее. Паша остановился, тяжело дыша, подобрал с земли камешек и бросил вслед удаляющейся широкой спине Коврова. Он стоял на пустынной узкой улице с одним заметным зданием, по его фасаду большими буквами было написано: «Фудзи-банк. Токио. Харбинское отделение». Паша не знал, что из окна за ним наблюдает сам Тагава, управляющий банком. — На что он живет? — спросил Тагава у своего помощника. — Князь подкармливает, повар из «Лотоса». Помощник перехватил взгляд управляющего и отрицательно покачал головой: — Ни на что не годен. Болтлив, глуп, самоуверен и совершенно не умеет скрывать своих эмоций... — Зато свободный человек, — усмехнулся Тагава. Как только Фан и Александра Тимофеевна вошли в ресторан и заняли свои места, Исида что-то спросил, у господина Сайто и, видимо получив разрешение, вышел. Александра Тимофеевна проводила его напряженным взглядом, и от Чадьярова это не ускользнуло. Через минуту после ухода Исиды Фан тяжело поднялся. — Ты куда? — быстро спросила Демидова. — Я деньги забыл, схожу... — Сиди! — тихо приказала Александра Тимофеевна, но, увидев поползшие брови Фана, боясь какого-нибудь нового фокуса, мягко добавила: — Потом сходишь, ну прошу тебя, побудь со мной. У меня есть деньги... Чадьяров сел. После того как он догадался об истинной роли Исиды и о связи операции с едущим в соседнем купе дипломатом, он стал действовать спокойнее. «Она разволновалась, она нервничает, просит остаться. Другими словами, не ходить следом за японцем. Хорошо, посидим...» — так думал Чадьяров, глядя в окно. И вдруг он словно очнулся после глубокого сна. Все это время, логически выстраивая операцию, борясь с Демидовой, домысливая мотивы поведения каждого из тех, кого он не знал, Чадьяров хоть и часто смотрел в окно своего купе, но так ничего и не видел. И вот сейчас, в первый раз за все время, он понял, что там, за окнами поезда, — Родина... Пролетел маленький полустанок с красным флагом над крышей, мальчишки бежали вдоль полотна и размахивали руками, на переезде стояли повозки; какой-то парень мыл в луже сапоги и замер, глядя с восхищением на проносящийся поезд, а потом снова поля, степь, степь... И так захотелось Чадьярову выскочить из вагона, пойти по этой степи и оказаться дома! Ничего не говорить и не спрашивать, а просто лечь и уснуть. Дома. И спать долго-долго, а потом проснуться, и чтобы не было ничего позади — ни войны, ни голода, ни разрухи, ни Фана, — ничего. Будто он вчера лег, а сегодня встал. Жена приготовила завтрак, сын сидит рядом... Обыкновенная, очень простая жизнь... Работать в поле, уставать, волноваться по малому поводу: не подвезли вовремя обед или, к примеру, нет подвод, — решать проблемы, которые кажутся вблизи очень сложными, а на расстоянии — пустяком. Словом, жить обыкновенной и такой счастливой жизнью! — 70 —
|