Транссибирский экспресс

Закончив обмерять Фана, портной поклонился и вышел.

— Завтра будут костюмы, — быстро сказал Тагава и заторопился вслед за Хаяси. Ушел и помощник, предварительно положив новый паспорт Фана и конверт с билетом на видное место.

«Так, — думал Чадьяров, оставшись один, — что мы имеем?.. Мы имеем паспорт на имя китайского гражданина, билет на Транссибирский экспресс и туристический полис первого класса... Только что завербованного агента, причем человека странного, отправляют на задание, которое контролируется самим Хаяси. Суть задания этот агент должен получить в поезде. Это значит, что кроме него будет ехать еще кто-то, знающий задание, — видимо, профессиональный человек. Один ли?.. Это и нужно узнать с самого начала...»

Хаяси вышел от Фана, повернул за угол и сел в машину. Полковник Сугимори виновато посмотрел на шефа.

— Еще раз прошу простить меня, Хаяси-сан, за то, что вам пришлось это делать, — приложив руку к груди, сказал он.

— Ничего, Сугимори-сан, — с улыбкой ответил карлик. — Вы не виноваты, что выросли в богатой семье и вам не пришлось с детства зарабатывать себе на хлеб учеником портного...

У него было хорошее настроение. Сугимори это по чувствовал и потому спросил:

— Ну как этот самый Фан?

— Вполне достойный мешок, — ответил Хаяси.

8

На следующее утро Чадьяров проснулся рано. Спал он в эту ночь часа два, и теперь голова его была тяжелой. Он с трудом поднялся, нащупал ногами тапочки, прошел в ванную, стал под душ.

Такого состояния он не испытывал уже давно. Последний раз он вот так же чувствовал себя с похмелья. А за все время, что Чадьяров находился здесь, он выпил только раз, когда такой же, как фон Риттенберг, транзитный связной сообщил ему о смерти матери. Чадьяров остался на свете совсем один. Это был единственный случай, когда Фана могли видеть пьяным. Но никто не видел. Чадьяров капли спиртного в рот не брал, пил только молоко. И дело было не в том, что этого требовала работа. Просто Чадьяров знал, какое усилие воли требуется потом, после этого мимолетного расслабления, чтобы собраться и снова делать свое дело.

Но не только в этом ограничил себя Чадьяров. Он сумел полностью оборвать в себе связи с прошлым, с тем, что осталось там, по ту сторону границы, — с домом, где он не был уже шесть лет.

Иногда он вспоминал свою жену, но нежный образ ее все более и более расплывался в памяти...

Маншук и их маленького сына Нуржана порубали басмачи, когда узнали, кем им доводится красный командир Касымхан Чадьяров. После их гибели Чадьяров не мог спать несколько месяцев. Он участвовал в самых опасных операциях, сражался, не жалея себя, искал смерти. Но смерть его щадила. Даже когда рядом падали убитые товарищи и конь под Чадьяровым с простреленной грудью валился на бок, он оставался живым, словно жизнь специально хранила его для мести.