Транссибирский экспресс

Экспресс уходит рано утром послезавтра.

«Как Наполеон говорил? — вспомнил Чадьяров. — Надо навязать бой, а там разберемся...»

— Там разберемся, — повторил он вслух. — Нужно ехать. Хаяси и Сугимори пустяками не занимаются...

Чадьяров вызвал Шпазму, приказал ему, как только появится зеленщик, тут же доложить.

Илья Алексеевич заботливо предостерег хозяина: мол, рано ему возобновлять утренние пробежки, он ведь еще не совсем здоров. Фан сказал, что обойдется без советов, и попросил выполнять то, что приказано. Вскоре он спустился вниз, вышел на задний двор кабаре. Мальчишки-поварята снимали с тележки Гу плетеные корзинки зелени.

— Здравствуй, Гу, — сказал Чадьяров, пожимая руку китайцу. — Как отец?

— Спасибо, господин. — Китаец низко поклонился. — Он принимает лекарства и чувствует себя хорошо. Я слышал о вашем несчастье, могу ли я как-нибудь помочь?

— Можешь. — Чадьяров отвел Гу в сторону. — У меня к тебе просьба, — сказал он негромко.

— Человек, сделавший так много добра, не должен просить — ему достаточно хотеть.

— Спасибо, Гу. Прошу тебя, как друга, помочь. Мне нужно уехать по делам на Транссибирском экспрессе. У тебя, кажется, родственник работает в билетной кассе. Так вот, узнай, есть ли свободные места на послезавтра в международном вагоне. Только, — Чадьяров улыбнулся, — это коммерческая тайна, нельзя, чтобы об этом узнали. И еще. Мне очень важно выяснить, не едет ли в этом вагоне кто-нибудь из «Фудзи-банка». Я получил у них кредит, не хотелось бы посвящать их в мои коммерческие операции. Можешь ли ты это сделать?

Гу помолчал, сосредоточенно думая, потом поднял на Фана глаза:

— Смогу.

— Но это нужно узнать обязательно. От этого в моей жизни будет зависеть очень многое.

— Я не сказал «постараюсь», я сказал «смогу».

— Спасибо. Буду ждать.

Чадьяров пожал парню руку и пошел к себе.

Ремонт в кабаре еще не закончился. Зал был весь в лесах, но девушки уже репетировали на сцене. Вера Михайловна поминутно останавливала репетицию, исправляла, показывала сама.

Фан направился за кулисы в каморку, где все еще отлеживался после погрома Лукин.

— Как дела, господин штабс-капитан? — спросил Фан.

— Спасибо, генерал, — слабо улыбнулся Лукин.

Он лежал на кушетке, накрытый суконным одеялом. Рядом, на стуле, — несколько склянок с лекарствами. На левой части лица был еще виден сильный отек, но губы уже поджили.

— Спасибо за медикаменты, генерал. Но, откровенно говоря, лучше б коньячку-с.