|
— Не время, Лукин, надо сначала выздороветь, — сказал Фан, садясь на кушетку. — Я уезжаю ненадолго... Кроме тебя, мне положиться здесь не на кого... — А как же верный пес, красавец Шпазма? — удивился Лукин. — Так вот, — продолжал Чадьяров, пропустив эту фразу мимо ушей, — прошу тебя, пока меня не будет, не напивайся, будь молодцом, последи за хозяйством... деликатно, ненавязчиво... — О-о-о! — усмехнулся Лукин. — Да я произведен в тайные советники? Чадьяров рассмеялся, встал, в дверях обернулся. — И спасибо тебе, — сказал он серьезно, — ты вел себя как человек... — И тебе спасибо, генерал, — ответил Лукин и добавил: — Езжай спокойно. Фан осматривал нижний, только что выкрашенный зал, когда услышал голос зовущего его Шпазмы. Илья Алексеевич, запыхавшись от быстрого бега, протянул большой сверток: — Господин Фан, это вам... вам просили передать! — Отнеси ко мне, — сказал Фан, дал Шпазме ключи от кабинета и сам не торопясь пошел следом. Илью Алексеевича разбирало любопытство. Все, что происходило в последние дни, крайне его удивляло. И какая-то сосредоточенность хозяина, и неожиданное появление сотрудников «Фудзи-банка», и загадочный отъезд Фана, и теперь этот сверток, который он нес в руках, — все было странно, таинственно и оттого страшно. Но самое главное — неожиданный приказ Разумовского временно прекратить наблюдение за Фаном. Вообще последняя встреча Ильи Алексеевича с Разумовским оставила у Шпазмы камень на душе: Разумовский был груб, чем-то расстроен и вместо благодарности за фотографию, на которую Илья Алексеевич очень рассчитывал, обозвал его дураком и бабой. «Зря тебя Фан не задушил», — казнил себя расстроенный Шпазма, уходя от Разумовского. Шпазма положил сверток на диван и остался стоять у двери в надежде узнать, что же принесли хозяину, но Фан отправил его заниматься делами и запер за ним дверь на ключ. В свертке оказались три новых костюма. Чадьяров усмехнулся, примерил пиджак. Потом открыл шкаф и собрался было развесить костюмы, как в дверь кабинета постучали. Чадьяров отпер. На пороге стоял изумленный до предела Илья Алексеевич. В руках он держал два чемодана. — Господин Фан... — растерянно проговорил он и замолчал. В кабинет вошла молодая женщина лет тридцати, блондинка, в легком плаще, шляпе, с сумочкой в руке. — Поставьте чемоданы и идите, — сказала она Шпазме, не оборачиваясь. Фан некоторое время в недоумении смотрел на женщину, потом сделал Шпазме знак — тот вышел. — 47 —
|