– Когда ты говоришь, что мадре бадесса говорила с вами, кого ты имеешь в виду? – Тех из нас, кто сразу попал сюда, когда мы были еще молодыми, до того, как мы были… с мужчинами. Здесь много женщин, которые жили в миру, которые все испытали, все, о чем ты думаешь. Но когда они пришли сюда, они завидовали нашей невинности, они были готовы обменять свой опыт на нашу невинность. Это, должно быть, кажется тебе странным? – Да, в каком‑то смысле. А ты, Джемма? Ты бы обменяла невинность на опыт? – Ты знаешь историю Пиккарды из третьей песни «Рая»? – Немного. Я помню, мы читали ее на уроках итальянского языка. – Да, каждый должен прочитать ее, она так прекрасна. – Пиккарда была монахиней, да? Но она выхолит замуж? – Ее брат Корсо забрал ее из монастыря и заставил выйти замуж за Росселлино делла Тосса, очень знатного человека во Флоренции. Они жили как раз через площадь, ты знаешь. – И Пиккарда оказывается на нижней ступени лестницы, ведущей в Небеса, так? – Да, это правда. Но есть что‑то более важное. Эта история объясняет так много, и поэтому она такая красивая: суть этого божественного состояния заключается в том, чтобы подчинить свою волю Его воле, и поэтому наши воли едины и согласованны. Подчинить всю нашу волю Его воле – вот что мы стараемся делать изо дня в день, и эта воля есть наше спокойствие: la sua voluntage e nostra pace. Это то море, к которому все движется, все, что ты сам создаешь, и Природа простирается сквозь Вечность. У сестры Джеммы еще остался кусочек шоколадки. Она разломила его на две части и дала одну мне. – Нет, нет, Джемма, – запротестовала я, хотя и протянула руку. – Я и так уже съела большую часть. Я взяла шоколад, который она мне протягивала, и засунула в рот. У Джеммы все еще оставался кусочек размером в дюйм. Может быть, в этом была разница между нами. В офисе мадре бадессы, на первом этаже между трапезной и крытой галереей, было много папок, разложенных для просушки: на полу, на стульях, на широких подоконниках окон, выходящих на крытую галерею, на верху картотечных шкафов, где они обычно и хранились, на большом письменном столе, за которым сидела женщина, чьими первыми словами ко мне было предложение обращаться со мной так, как она хотела бы, чтобы обращались с ее собственной дочерью. Она была высокой и красивой, и я видела сходство с ее кузеном: наблюдательные зеленые глаза, высокий лоб, доброжелательная улыбка, словно уютное объятие. Я никогда не знала, как ее приветствовать. Я чувствовала себя словно неотесанный деревенский мужик в присутствии члена королевской семьи. Я понимала, что должна что‑то сделать – упасть на колени, присесть в реверансе, поцеловать ей руку, – но не знала, что именно. — 73 —
|