– Ну и что? Они ведь не виноваты, что нашли ее, не так: ли? – Дело в том, что они нашли ее вчера, и сестра Мария продержала ее у себя в келье всю эту ночь. Они просто притворились, что нашли ее сегодня, но сестра Матильда все видела. – Похоже, надо вызвать кого‑нибудь из Oggi или Novella 2000.[98] – Вот именно! Поэтому мадре бадесса и запретила нам говорить об этом. – Не волнуйся. Я никому не скажу. – Но мне придется сказать мадре бадессе. – Что ты говорила со мной? – Да. – Зачем? – Потому что у нас нет секретов. – Что тебе за это будет? – Ничего особенного. Мадре бадесса все понимает. – Тебе не придется лежать на полу лицом вниз во время ужина? Как жестоко! (Меня действительно раздражала мадре бадесса.) – Как много ты видела? – спросила я. – Я не смотрела внимательно, и я не знала, на что смотрю, но, что бы это ни было, это было похоже на чудовище, на гигантского кальмара с огромными щупальцами, тянущимися к тебе, с клювом и одним темным глазом. – Гигантский кальмар? – я не могла представить, что она описывала, но мне не хотелось на нее давить. Как хрупка эта инфраструктура. Неважно, насколько прочны стены, внутри крепости всегда может найтись предатель. И какой смысл в этих стенах? Ничто так не возбуждает любопытства к монашеской и монастырской жизни, как обет безбрачия. В теории либидо переадресовано к Богу. Монахини считаются «Христовыми невестами». Они облачаются в свадебные наряды, когда дают вечный обет. Но могут ли объятия Бога заменить тепло и страсть объятий человека? Думаю, я слишком была пропитана идеями Фрейда, чтобы поверить в это. Хотя мой собственный опыт в данном вопросе и не отличался какой‑то особой теплотой и страстью. (Я имею в виду Джеда Чапина). – Сестра Джемма, – сказала я, – ты счастлива? – Да, – ответила она, – очень счастлива. Конечно же, подумала я, она сказала бы это, даже если бы не была счастлива. Но она не выглядела несчастной. – Тебе когда‑нибудь хотелось… – я ступала по тонкому льду, но мое любопытство было слишком велико. – Тебе когда‑нибудь хотелось, – повторила я, – ты когда‑нибудь сожалела, ты когда‑нибудь жалела, что не знала мужчины? – О, да, – сказала она. – Очень, в известном смысле. Но знаешь, это все так странно. Я бы не знала, что делать. И я не уверена, что это так важно. Мадре бадесса говорила со всеми нами. Я уже давно покончила со своей шоколадкой, а у сестры Джеммы все еще оставалась большая часть ее половинки. Она отломила кусочек и дала мне. Я взяла. Мне надо было что‑то держать в руке, как выпивку. — 72 —
|