|
Однако я не заходила ни в какие магазины, я просто смотрела на витрины. Я была немного не в себе – не то чтобы действительно нервничала, но испытывала приятное волнение, как будто выручка от торгов была маленьким зверьком, царапающимся в моей сумке, заставляя крепко прижимать ее к себе, или птицей, которая могла улететь, если я не буду осторожна. При данных обстоятельствах было так легко дать ей улететь, начав тратить, но, сказать по правде, я не могла найти того, что искала. Мама очень хотела съездить в Англию, но папа всегда был слишком занят, и денег никогда не хватало. Но хотя она и не попала в Лондон. У нее было полно книг по искусству, слайдов, музейных проспектов, и она рассказывала о галерее Тейт, и Национальной галерее, и Британском музее, и даже о небольшом Музее водяных работ в Волтамстоне так, как будто они находились на расстоянии короткой автобусной поездки, как Музей науки и техники, или Полевой музей, или Институт искусств в Чикаго. Я хотела посетить все эти музеи, но все откладывала. Вместо того, чтобы пойти смотреть работы Тернера в галерее Тейт, Рембрандта в Национальной галерее и англосаксонские монеты в Музее водяных работ в Волтамстоне и – особенно и прежде всего – мраморные скульптуры Элджина в Британском музее (который я видела с переднего крыльца моей комнаты в отеле), я болталась в «Сотби», наблюдая за рекой вещей (более мощной, чем могучая Миссисипи), протекающей по аукционному залу. На этой неделе больше не было книжных торгов, но Тони и я наблюдали из боковой галереи, как сам Питер Уилсон – человек, который сделал Лондон в большей степени, чем Париж или Нью‑Йорк, центом международного рынка искусств, – продал «Обожание» Тинторетто Константину Ниарчосу за семьсот пятьдесят тысяч фунтов (почти столько же Метрополитен‑музей заплатил за «Аристотеля у бюста Гомера» Рембрандта). Я смогу забрать деньги за Аретино только через три недели, но «Сотби» были рады открыть для меня кредитную линию наличными, и я стала прокладывать свои курс в реке вещей, делая ставки – сначала ради эксперимента, а потом более уверенно – на потенциальные свадебные подарки. Я не потянула ставку на греческую вазу с изображением свадьбы, и это меня испугало. Я чуть не потратила пять тысяч долларов на кусок керамики! Но вместо того чтобы разумно остановиться, я надула паруса и вступила в соперничество с Британским музеем за этрусскую бронзовую статуэтку, найденную при раскопках близ Сульмоны в Абруцци. Я заплатила сорок пять тысяч фунтов, но она была такая красивая, что у меня не было никаких сомнений. Я бы продолжила торг до предела, который я не очень четко определила, и, может быть, даже дальше. — 200 —
|