Сибирская жуть

Но могла Бобриха, рассердившись на обидчика, и порчу напустить, и недород вызвать в огороде. И, замечали в деревне, глаз у неё был дурной, могла она ребёнка сглазить, потому грудных детишек боялись показывать ей. Зайдёт будто бы к кому с недобрым умыслом, глянет на ребёнка в зыбке — смотришь, родимец его забил, или грыжа выступила, или жар сделался. Ну, а что она была оборотнем и могла превращаться в свинью, об этом только поговаривали исподтишка, догадывались по некоторым признакам, однако прямо утверждать это никто не осмеливался. Не хватало прямых улик и доказательств.

Правда, был один случай, который вроде давал повод грешить на неё, считать Бобриху законченной ведьмой-оборотнем, однако и он оставлял известные основания для сомнений.

Жила в деревне чернявая и смазливая деваха Стюрка, дояркой в колхозе работала. Она доводилась племянницей Бобрихе, и хотя не особенно роднилась со своей тёткой, жившей затворницей на краю Маслобойного переулка, но всё равно и на неё как бы падала тень колдовства и знахарства. Стюрка, например, любила ворожить на картах. И если её гадания сбывались, то суеверные люди говорили: “Тоже, видать, с чертями знается. Одна родова…”

Так вот за этой Стюркой приухлестнул Ванька Обратный, вернувшийся из армии. Внешне он был полной противоположностью Стюрке: она сухощавая, смуглая, с чёрными до синевы цыганскими волосами и карими глазами, он же — рыхловатый, розовощёкий, белокурый, белобрысый, со светлыми свиными глазками. Ванька не был красавцем, но он был весёлый, добродушный парень-работяга, каких поискать, и к тому же гармонист. Ваньку все любили в деревне. Все, кроме Бобрихи. Теперь уж, наверное, никто не помнит, за что Бобриха невзлюбила его, то ли за его колючие подшучивания, то ли за гармошку, на которой он наигрывал, возвращаясь из клуба домой Маслобойным переулком, то ли как раз за то, что осмелился приударить за Стюркой, для которой Бобриха заприметила другую пару, а может, и за всё сразу, но возненавидела всерьёз и бесповоротно. Обратный — не фамилия, а прозвище Ваньки (от слова обрат — жидкое снятое молоко), и прозвище это ему влепила именно Бобриха — за его белобрысость и жидкую синеву глаз.

Недоброжелательство Бобрихи, конечно, осложняло Ванькины ухаживания за Стюркой, однако не настолько, чтобы сделать их вовсе безответными. Во всяком случае, из клуба после кино и танцев Ванька несколько раз провожал Стюрку, отделив её от общего девичьего гурта. А это в глазах приметливых селян значило немало. Спорка жила за целый околоток от своей тётки-чернокнижницы, однако путь из клуба к её дому лежал через тот Маслобойный переулок, который пользовался в селе недоброй славой и на краю которого жила Бобриха.