|
Герасим видел равнину километров на двадцать, до замыкающих её холмов. В Хакасии вообще много разного помещается в одном месте. Географы называют это красиво: “ёмкость ландшафта”. Но чтобы заметить “ёмкость ландшафта”, не обязательно быть географом. Вполне достаточно видеть, как много всего вокруг. И стояла тишина. Глубокая, особенная тишина вечерних полей и лугов. В деревне всё же слышны какие-то движения людей, мычит, сопит, чешется скот. То пробежит собака, то завопит соседская девчонка — то ли её укусил щенок, то ли она его. И даже ветер не только шелестит листвой, шуршит песком и травой; он ещё и стучит плохо прибитой доской, и звенит в проводах, и скрипит дверью сарая. А на местности вообще никаких звуков нет. Если поднимется ветер, он ещё шумит в кронах деревьев, а чаще нет и этих звуков. Сначала Герасим пил чай, смотрел, как всё затихает, слушал удивительную тишину вечера. Временами он наклонял бутылку с портвейном, добавляя в чай свекольно-красную, резко пахнущую жидкость. Чай начинал пахнуть так же, по его поверхности бродили пятна сивушных масел, а прохладный вечер окончательно становился не страшен для Герасима. Потом стало совсем темно, и пространство резко сократилось. Даже в свете луны холмы еле угадывались. Раньше за дорогой различались орошаемые поля, лесополосы и склоны, а теперь придорожные тополя совершенно замыкали горизонт. Герасим всё активнее подливал в чай из заветной бутылки, включил транзистор. Вот как будто приятная музыка… Костер угасал, вспыхивал последними, догорающими ветками. Булка сонно вздыхала и возилась, блаженно вытянув лапы. Транзистор транслировал что-то полуночное, поздневечернее, от чего сильней хотелось спать. Никто не злоумышлял ни против раскопов, ни против матчасти экспедиции. Герасим думал было заглянуть в раскоп… так просто, на всякий случай. Но ему почему-то совсем не хотелось туда идти. Почему, Гера не был в силах объяснить… но вот не хотелось, и всё. Насилием над собой было бы сделать эти несколько шагов до ближайших столбиков раскопа. Но вроде и необходимости такой не было… Герасим вылил чайник на ещё тлеющие уголья и пошёл ложиться спать. …С полминуты Герасим лежал, плохо понимая происходящее. Булка нехорошо ворчала, прижималась к спальному мешку. В лицо Гере что-то светило. И что странно, транзистор молчал. Герасим точно помнил, что засыпал под приятную, тихо зудящую, такую снотворную музыку… Красные блики прыгали по всей палатке. Похоже, перед входом, между тремя камнями, опять горел огонь. Странно, что совершенно не слышалось шелеста огня и треска дров. Но что горело пламя, это точно. Палатка была неплохо освещена. Те, кто разжёг и поддерживал огонь, тоже не издавали ни звука. Они не разговаривали и, кажется, даже не двигались. — 105 —
|