|
Но противу всех планов инженер Герасим сам оказался в лагере около 6 часов утра — мокрый и почти что невменяемый. Судя по всему, он с первым светом помчался в лагерь и ломился напрямик, через кусты и высокую траву. С безумно вытаращенными глазами, лязгая челюстью, сидел он, забившись в палатку. Крупная дрожь колотила его, буквально скручивала тело, мешая трясущимся рукам забрасывать вещи в рюкзак. Появился Герасим, когда лагерь ещё мирно спал. Только дежурные из отпускников, Коля и Люда, слышали, что кто-то промчался по лагерю. Вообще-то, и дежурным ещё вставать было не время, но ребята уже не спали… По их словам, готовились к дежурству. Разводя огонь, ставя на плиту котёл в утреннем полусвете, ребята слышали странные звуки — костяной стук, тяжёлое дыхание, полурыдания-полустоны… И были правы, разбудив начальника. При приближении людей к палатке в ней вдруг затихло всякое движение. На тихий оклик: “Можно к тебе?” внутри, судя по звукам, кто-то с резким выдохом шарахнулся, а потом затих и всхлипнул… Втиснувшись в палатку, Коля Боковенко обнаружил Герасима лежащим на боку в напряжённой позе, с вытаращенными глазами и искажённым лицом. Левой рукой Герасим словно бы отгораживался от вошедших и при этом дрожал крупной дрожью. На прямой вопрос: “Что случилось?” он был не в состоянии ответить. Коле Боковенко пришлось остаться с ним в палатке, послав Люду за Володей и за порцией напитков, которыми в экспедициях снимаются болезненные состояния. Вообще-то, бросить дежурство на раскопе было действием чрезвычайным, и совершившему подобное грозили не менее, чем чрезвычайные меры дисциплинарного воздействия. Но тут уж сразу было видно: происшествие, толкнувшее Герасима бежать с боевого поста, тоже было из разряда чрезвычайных. Прошло не меньше получаса тихих разговоров, обязательств разобраться, обещаний всё понять, а главное — постоянного подливания в кружку, прежде чем Герасим перестал трястись и был способен что-то говорить. Начал он, впрочем, с заявления, что ничего рассказывать не будет, а сразу же уедет в Ленинград. — Всё равно вы не поверите… — твердил он, уставясь в кружку, и физиономия у него снова и снова перекашивалась. Потребовалось обещать сразу же закинуть его на аэродром, но чтобы он всё-таки рассказал, не оставлял в неведении. — Нам же всем тут оставаться, ты ж подумай… Герасим явно разрывался между страхом и товарищескими чувствами. Особенно он заинтересовался перспективой уехать до Абакана экспедиционной машиной и получить билет из брони, через покровителей экспедиции. — 103 —
|