|
— Вот вы, когда девчонкой были, Елена Васильевна, БЫ ходили с дворовыми ребятами? — спрашивала Клава. — Нет. — Не ходили, я так и знала… Значит, вы и не поймете. — Клава улыбнулась полупрезрительно и повела головой. — Вот приходим мы, значит, в школу, в первый класс, так? Все в бантиках, все в гольфиках, все в передничках белых — все одинаковые. И живем рядом, и родители наши станок в станок работают — ну, во всем одинаковые, так? А с четвертого — пятого класса начинается распасовочка… — Что? — не поняла Каштанова. — Распасовочка. Одни туда, другие сюда. Один — во двор, на танцы, курить, то да сё… А другие вроде бы «хорошие». — Значит, плохие и хорошие? — Да чем, чем же они хорошие? И чем мы плохие? Я вообще не люблю этого, ну вот не люблю, когда о девушках плохо говорят. Говорят: ну, эти, нынешние, такие-сякие, чуть не уличные… Ну почему — уличные? Ну вот если бы все девушки на улицу вышли, так что было бы? Столпотворение! А где оно, столпотворение? Где? Каштанова долго смеялась, и Клава стала смеяться, когда увидела, что смеется Каштанова не над ней. Распасовочка… Слово это царапнуло Алексея Алексеевича. «Вот, кажется, всё делают для того, чтобы всем одинаковые условия, а вот же — гони ее в дверь, а она в окно, распасовочка… Это только кажется, это лишь нам, учителям, кажется, — думал Каштанов, — будто сидят они все в одном классе и живут в одном мире. На самом деле они в двух разных мирах. „Хорошие“ презирают „плохих“, „плохие“ ненавидят „хороших“, а кончат школу — не вспомнят, что они в одном классе учились. Они же годами и не разговаривают друг с дружкой. А разница между ними в том, что одни торопятся домой и боятся выйти из дому, а другие бегут из дому и боятся в дом свой войти. Естественно, что одни других не понимают. „Как они живут? — говорят про „хороших“ девочки из компании Керунды. — Во дворе не гуляют, на танцы не ходят, от дружинников из подъездов не бегают“. Домашние и бездомные — такая грустная распасовка. И нечего их ругать и воспитывать, бездомных, надо вернуть им дом, если удастся!» Каштанов решил начать с королевы бездомных Клавы Киреевой. Вызывать Кирееву-старшую в школу, передавать записку через Клаву Каштанову не хотелось, и он дозвонился на завод, в лабораторию, где Тамара Петровна работала. Киреева пришла, но разговора с ней не получилось. Никто так дружно не живет, как мать с дочерью, пока они живут дружно, но никто и не воюет с таким ожесточением, как мать с дочерью, когда они начинают воевать. — 57 —
|