|
Но, отказавшись от истории, немцы берут реванш, создавая в бытовой жизни всяческие немыслимые усовершенствования и удобства. Марбургские горожане настолько постарались обустроить свою жизнь, что даже в той части города, которая стоит на вершине холма, пробурили шахту и устроили в ней лифт, чтобы не подыматься по крутым улочкам в гору утомительным шагом… Устроили этакое вертикальное метро – садишься на станции у основания горы и возносишься к вершине на полторы сотни метров. На стенках туалетов в кафе и кондитерских всяческие приятные изображения: глянцевые фотографии тортов, пирожных фруктовых горок, даже – пасхи. Писсуары пахнут корицей, лимоном, яблоком. В этом желании подменит действительность, замаскировать запахи, скрыть сущность чего-то неприятного, неблагопристойного заключено некое извращение, нежелание видеть действительность такой, какая она есть. Когда-то Гегель сказал: «Разумно то, что действительно». Нынешние немцы – не соглашаются с ним, когда стараются сделать «толерантными» не только прошедшую историю, но и обычные отхожие места. Впрочем эта национальная особенность у немцев наблюдалась даже в обустройстве концлагерей с их порядком-орднунгом, бюрократическим расписанием внутренней жизни и смерти, с умиленными плакатами о том, что «труд делает человека свободным» На прощальный обед, который перед отъездом из Марбурга дала в нашу честь фрау Урфф, пришел журналист из городской газеты, какой-то бывший знаменитый спортсмен, университетский профессор, две-три активистки из литературного общества и переводчик Вилли. – Сегодня, – сказала сказочная фрау Урфф, – у нас на обед будут блюда старой германской кухни! – Я оживился: еще бы, отведать пищу Нибелунгов и обитателей Валгаллы! Вино, правда, к столу было подано какое-то, отнюдь не древнегерманское: кисленькое, дешевое, современное. А на закуску фрау выставила салат из свежей капусты и красного перца, ничем не сдобренный, поскольку майонеза и кетчупа в легендарные времена не было. На первое фрау Урфф разлила из пузатой супницы весьма безвкусный суп, в котором плавали яичные волокна. Увидев на моем лице некоторое разочарование, активистка, сидевшая рядом, шепнула: «Он на мясном бульоне!» Но зато на второе… Фрау Урфф в сопровождении двух подруг внесла в гостиную громадное блюдо, на котором высился холм, исходивший паром. «Капустная голова!» – воскликнула фрау и поставила поднос в центр дубового стола. Капустная голова оказалась исполинским голубцом, который плавал в мясном отваре, издавая древнегерманские ароматы. Я за свое неумеренное любопытство к немецким национальным ценностям тут же был наказан: фрау схватила громадный нож, отрезала килограмма полтора капустной головы и водрузила на тарелку саксонского фарфора… Мой лепет насчет того, что «чересчур много», был сразу подавлен, и мне не оставалось ничего другого, как под вдохновенные тосты гостей, прихлебывая плохонькое винцо, отчаянно бороться с капустной головой. Однако я вспомнил про вишневую водку, и громко заявил хозяйке, что без «Kirsten wasser» я с этим могучим древнегерманским блюдом не справлюсь. Фрау Урфф, не желая огорчать дорогого гостя, поставила персонально передо мной бутылку крепкого напитка, и обед благополучно продолжался. Однако вскоре то ли от моих стараний одолеть капустную голову, то ли от смены напитка, я оживился и попросил слова, забыв про толерантность и политкорректность. А может быть, просто захотелось сказать нечто значительное и похвалить немцев, чтобы они больше уважали себя. — 215 —
|