«Скоро въехали мы в предместье святого Антония, но что же увидели? Узкие, нечистые, грязные улицы, худые дома и люди в разодранных рубищах. «И это Париж, — думал я, — город, который издали казался столь великолепным?». Но печальный вид не долго досаждал русскому путешественнику. И снова восторженные строки: «Но декорация совершенно переменилась, когда мы выехали на берег Сены; тут представились нам красивые здания, домы в шесть этажей, богатые лавки. Какое многолюдство! Какая пестрота! Какой шум! Карета скачет за каретою…». В тишине и в сумеркахРазместившись в отеле, Карамзин привел себя в порядок и вместе с приятелем ринулся знакомиться с городом. «Солнце село; наступила ночь, и фонари засветились на улицах. Мы пришли в Пале-Рояль, огромное здание, которое принадлежит герцогу Орлеанскому и которое называется столицею Парижа. Вообразите себе великолепный квадратный замок и внизу его аркады, под которыми в бесчисленных лавках сияют все сокровища света, богатства Индии и Америки, алмазы и диаманты, серебро и золото; все произведения натуры и искусства; все, чем когда-нибудь царская пышность украшалась; все изобретенное роскошью для услаждения жизни!.. И все это для привлечения глаз разложено прекраснейшим образом и освещено яркими, разноцветными огнями… Вообразите себе множество людей, которые толпятся в сих галереях и ходят взад и вперед только для того, чтобы смотреть друг на друга! — Тут видите вы и кофейные домы, первые в Париже, где также все людьми наполнено, где читают вслух газеты и журналы, шумят, спорят, говорят речи и проч. Голова моя закружилась — мы вышли из галереи и сели отдохнуть в каштановой аллее, в Jardin du Palais Royal (в саду Пале-Рояля). Тут царствовали тишина и сумрак. Аркады изливали свет свой на зеленые ветви, но он терялся в их тенях. Из другой аллеи неслись тихие, сладостные звуки нежной музыки; прохладный ветерок шевелил листочки на деревьях. — Нимфы радости подходили к нам одна за другою, бросали в нас цветами, вздыхали, смеялись, звали в свои гроты, обещали тьму удовольствий и скрывались, как призраки лунной ночи. Все казалось мне очарованием». Конечно, Карамзин знал, что революционный Париж 1790 года не только очарователен, но и опасен. Алые цветы, алые песни, алый городЕще в Женеве Николая Михайловича предупредили: «Вы увидите совсем иной Париж. Не знакомый нам по французским романам и творениям мыслителей. Великий город на Сене преобразился. Даже некоторые аристократы, не говоря уже о простолюдинах, носят красные ленточки. Словом, вы увидите всюду алые цветы, алые песни, алый город…». — 75 —
|