|
«Вчера в придворной церкви видел я короля и королеву, — писал Карамзин. — Спокойствие, кротость и добродушие изображаются на лице первого, и я уверен, что никакое злое намерение не рождалось в душе его. Есть на свете счастливые характеры, которые по природному чувству не могут не любить и не делать добра: таков сей государь! …Королева, несмотря на все удары рока, прекрасна и величественна, подобно розе, на которую веют холодные ветры, но которая сохраняет еще цвет и красоту свою. Мария рождена быть королевою. Вид, взор, усмешка — все показывает необыкновенную душу… Улыбаясь так, как грации улыбаются, перебирала она листочки в своем молитвеннике, взглядывая на короля, на принцессу, дочь свою, и снова бралась за книгу… Все люди смотрели на короля и королеву, еще более на последнюю; иные вздыхали, утирали глаза свои белыми платками; другие смотрели без всякого чувства и смеялись над бедными монахами, которые пели вечерю…». Встречал Карамзин и пятилетнего наследника престола, сына Людовика XVI Луи-Шарля. «Дофина видел я в Тюльери. Прекрасная, нежная Ланбаль, которой Флориан посвятил «Сказки» свои, вела его за руку. Милый младенец! Ангел красоты и невинности! Как он в темном своем камзольчике с голубою лентою через плечо прыгал и веселился на свежем воздухе! Со всех сторон бежали люди смотреть его, и все без шляп; все с радостию окружали любезного младенца, который ласкал их взором и усмешками своими. Народ любит еще кровь царскую!». Вот только добрый Карамзин не пояснил: «народ любит» проливать «царскую кровь» или наблюдать, как она льется. Конечно, тогда, в 1790-м, глядя с умилением на королевскую семью, Николай Михайлович не предполагал, что «ангел красоты и невинности» дофин Луи-Шарль через два года будет, вместе со своими родителями, брошен в тюрьму, а после казни короля и королевы семилетнего принца выпустят из тюрьмы и отдадут на воспитание сапожнику-якобинцу. «Может быть, когда-нибудь…»Карамзин пытался понять Париж. Город, о котором он читал и грезил в детстве и юности, изменился в течение нескольких месяцев. «Париж ныне не то, что он был. Грозная туча носится над его башнями и помрачает блеск сего некогда пышного города. Златая роскошь, которая прежде царствовала в нем, как в своей любезной столице, — златая роскошь, опустив черное покрывало на горестное лицо свое, поднялась на воздух и скрылась за облаками; остался один бледный луч сияния, который едва сверкает на горизонте, подобно умирающей заре вечера. Ужасы революции выгнали из Парижа самых богатейших жителей; знатнейшее дворянство удалилось в чужие земли, а те, которые здесь остались, живут по большей части в тесном круге своих друзей и родственников». — 77 —
|