|
1) производственная неоднородность; 2) многонациональность; 3) внешняя многосвязность с другими культурами. Подводя итог, А.С.Шушарин отметил следующее: «Теперь, думается, понятна и колоссальная многозначность употребления слова «культура». Ведь это собственно есть метафора самой же жизни, лишь проявленной везде и всюду, в индивидуальном (культурный, бескультурный человек), в «компаративистски» историческом (микенская, египетская культура), в региональной и глобальной релятивности (романо-германская, англосаксонская, европейская, исламская, азиатская культуры), в собственных же «формах существования» (культура Микен, Египта), в бесконечных срезах бытия (культура речи, быта, труда, досуга, семьи, и т.д.), срезах, уровнях, группах, в том же искусстве, политике и т.д., наконец, в мышлении (философия) и пр. Культура и агломеративна (сложна), но может быть и относительно проста; культура и негэнтропийна, постоянно «защитительна», «очистительна», но может и становиться «опасной» для человека (Ю.М.Орлов), и, кстати, для других культур; культура и изменчива, развивается, но и «наследственна», образует в чем-то самоподобный паттерн, кстати, тоже не «мертвый», а развивающийся, и т.д.» » (Цит. изд. т.3. с.139-140). Сопоставляя понятия «культура» и «цивилизация» А.С.Шушарин пришел к выводу, что «…в развиваемом нами понимании «культура» и «цивилизация» это совершенно одно и то же, в соотнесении с любыми отдельными формами нечто с определенностью постпервобытное. Различать их – только запутывать самих себя. Никаких заметных теоретических оснований, а строго говоря – объективных, для их различения не существует» (Цит. изд. т.3. с.142). Словом, кое-что начинает проясняться. Появился даже луч надежды. Возможно, в следующем параграфе 15.3.2. «Уничтожение сложности» (интегрирующая и предельная «архаика» образа жизни)» все встанет на свои места и мы поймем, что же все-таки под понятием «культура» разумел А.С.Шушарин. Основная идея данного параграфа заключена в следующем абзаце: «…современная культура (отдельных обществ) много выше (сложней) культуры наших пещерных предков, но самым глубоким механизмом связи и у этих народов, и в далекой космической эре, остается все то же самое телесно-духовное общение как форма содеятельности вообще (симметрия), прерывание которого и суть изоляция, кровь, резня, небытие<…>Но в человеческих взаимоотношениях глубже общения, т.е. механизма социально-биологического взаимодействия, просто уже ничего нет. Другое дело, сами развивающиеся формы того же общения. Но ниже общения всегда только «зоологическое», безразлично зубами или танками, дубинами или ракетами» (Цит. изд. т.3. с.145). Вышеприведенная идея не требует доказательств, ибо она является элементарной констатацией факта и сравнима с общеизвестным выражением: «Волга впадает в Каспийское море». А вот вывод, который А.С.Шушарин сделал из этой констатации, вряд ли можно признать правильным: «…все богатство жизни так или иначе интегрируется, а тем самым «вбирается» в самом глубоком, органическом «слое», телесно-духовном базовом срезе прообразом (относительно проявленно – образом) общей жизни. Ведь это и есть трудовая деятельность (Ю.Л. Качанов) в ее самом широком смысле плодотворного или «производительного сосуществования», собираемого в том числе и в частности (в порядке ясной иллюстрации) языком. В самом деле, скажем, высокая экономическая культура развитых капстран или плановая культура наших индустриальных секторов так или иначе неумолимо вбирается языком, этосом, эйдосом и пр. сам?й повседневной жизни. Отсюда и кажется непонятным, как же может культура, явление исключительно многомерное, соотноситься с объектом только одного социально-биологического взаимодействия, общей жизнью. А суть в том, что прообраз (образ) жизни действительно так или иначе вбирает в себя и наивысшие уровни отношений данного общества, но вот тип движения, объективная логика этого взаимодействия, культурно-родовых производственных отношений, остаются гомогенными, подчиняются не демографическому, территориальному, экономическому, функциональному (технологическому), а именно органическому «умственно-физическому», «телесно-духовному» типу связей и равновесия, механизму общения» (Цит. изд. т.3. с.144-145). Вот конец этой фразы, на мой взгляд, абсолютно неверен. Общественные отношения (или пользуясь все вылизывающим языком А.С.Шушарина, культурно-родовые производственные отношения) подчиняются, согласно историческому материализму, экономическим отношениям, а не какому-то неопределенному телесно-духовному механизму общения, к которому можно отнести все, что душе угодно. Порассуждав о выдающейся роли интеллигенции в феномене культуры, А.С.Шушарин, хотя выше утверждал, что культура выражает «определенность «предметного мира человеческих отношений и деятельности, а не сознания», обозначил взаимосвязи культуры с политикой, идеологией и профессионализмом следующим образом: «Говоря очень кратко, политической пирамидой выражается и властно поддерживается процесс культуры, а идеологической пирамидой он же непрерывно «языково» обеспечивается. В то же время во властной пирамиде совсем уходит в тень (как это, между прочим, сейчас у нас имеет место) остающийся ключом интеллектуального равновесия идеологический профессионализм, самый незаметный носитель «генома» культуры, вершина другой пирамиды. Если в образах биологических аналогий интеллигенция – выразитель ядра культуры, то носитель генома самого этого ядра – научно-идеологический профессионализм. В этой биологической аналогии, напомню, по В.С.Степину, культура – генотип «общества», а у нас геном культуры – социологический профессионализм» (Цит. изд. т.3. с.161). — 171 —
|