|
М. Кузмин, стремясь дать набросок необыкновенного города, возбуждающего столь большой интерес, не смог удержаться, чтобы не вложить в восприятие графа Калиостро хорошо известный образ исчезновения призрачного города. Столь велика власть фантазии Достоевского над восприятием Петербурга.[485] Поэты чутко откликаются на новое чувство города. Целые стихотворения посвящаются Петербургу и его отдельным памятникам. В нем уже многие не ищут отражения своих идей. Чувства гнева и скорби уступают место спокойному созерцанию. Многие поэты свободны от власти необычайного города, глубоко врезывающегося в душу. Они подходят к нему по пути своего художественного развития, ненадолго останавливаются, преломляют его образ, находят ему адекватное выражение и покидают его, чтобы, может быть, как-нибудь вновь вернуться к нему. Иногда попадаются образы, еще мало освободившиеся от господствовавших в русской литературе, как, например, у Сергея Городецкого. Поэт грезит в белую ночь самого фантастического города в мире, когда «белый вечер к белой ночи Неву и Петроград повлек» и дворцы расширили очи. И в город стаями ворвались Нездешней белизны лучи, И вдруг серебротканой мглою Дохнуло небо. Ночь пришла, И ожило вокруг былое. И призраками стала мгла. И, тотчас ночи ткань распутав, Вновь прям и светел Невский был.[486] Призраками наполняется город. Пугливо выходит Гоголь, «всю шею в шарф укутав ». Ему чудятся пророческие голоса, и он мечтает о близком счастье России, и «о второй заветной части своей поэмы думал он ». Ему навстречу стремился Пушкин, беспечный, мудрый и счастливый. А там у Невы встретились три императора. Первому из них «предел державы благодатной » «опять казался мал ». А там наверху, словно благословляя, город: Дрожало небо, как живое, В янтарно-пурпурном цвету. Однако этот туманно-мечтательный тон уже нехарактерен для наступившего периода. Здесь интересно только возвеличение города и стремление к расширению пределов подвластной державы. Петербург отныне требует отстоявшегося, ясного, слегка даже холодного созерцания. Вновь город Петра, как и сам император, горд и ясен, и «славы полон лик его ».[487] Один из вождей главенствующей школы, Валерий Брюсов, среди своих многочисленных стихотворений, затрагивающих тему большого города, посвящает несколько всецело Петербургу. В одном из них поэт оттеняет величавый покой памятников большого города, среди нестройного прибоя преходящих людских толп, среди шумящих сменяющихся поколений. — 116 —
|