|
В превосходном сопоставлении жизни провинции и Петербурга Анна Ахматова очерчивает образ северной столицы. Ведь где-то есть простая жизнь и свет, Прозрачный, теплый и веселый… Там с девушкой через забор сосед Под вечер говорит, и слышат только пчелы Нежнейшую из всех бесед. А мы живем торжественно и трудно И чтим обряды наших горьких встреч, Когда с налету ветер безрассудный Чуть начатую обрывает речь, Но ни на что не променяем пышный Гранитный город славы и беды, Широких рек сияющие льды, Бессолнечные, мрачные сады И голос Музы, еле слышный.[498] Здесь восстановлена ясная пушкинская традиция. Но сколько должны были пережить и русское общество и сам Петербург, чтобы вновь могли сложиться такие слова: пышный, гранитный город славы и беды! Вот поэтический образ, передающий облик города трагического империализма. Изредка А. Ахматова отрешается от столь свойственного ей чисто личного подхода к Петербургу, и она создает образы вполне объективные. Вновь Исакий в облаченье Из литого серебра. Стынет в грозном нетерпенье Конь Великого Петра. Ветер душный и суровый С черных труб сметает гарь… Ах! своей столицей новой Недоволен государь.[499] Стихи о Петербурге Но этот ветер душный и суровый веет не в одном Петербурге. Ветер, ветер на всем белом свете![500] То, чего боялись одни и что страстно ожидали другие, приближалось: час суда и кары над империализмом России. Мирные картины не обманут вещую лиру. Как ты можешь смотреть на Неву, Как ты можешь всходить на мосты?.. …………………………………………………… Черных ангелов крылья остры, Скоро будет последний суд, И малиновые костры, Словно розы, в саду растут.[501] Приблизился Dies irae.[502] Последняя зима перед войной, когда так ярко было суждено проявиться городу «славы и беды », последняя зима, что вспоминается с «тоской предельной », как песня или горе, у Ахматовой сравнивается с образами Петербурга. Белее сводов Смольного собора, Таинственней, чем пышный Летний сад, Она была. Не знали мы, что скоро В тоске предельной поглядим назад.[503] * * *Незадолго до мировой катастрофы создалось в некоторых слоях общества, наиболее остро переживающих, хотя бы и подсознательно, приближение мировой бури, особое мироощущение. Н. Бердяев дает превосходное определение этому состоянию: «Пропала радость воплощенной, солнечной жизни. Зимний космический ветер сорвал покров за покровом, опали все цветы, все листья, содрана кожа вещей, спали все одеяния, вся плоть, явленная в образах нетленной красоты, распалась». — 120 —
|