Наследие Арконы

– Никто, кроме меня! – сказала Солиг, положив мне на плечо ладонь, пальцы которой украшали изумительные перстни.

– Родная! Неужели? – я обернулся, мечтая заключить любимую в объятья, чтобы не отпустить уже никогда и никуда.

– Ты ещё совсем мальчишка, Инегельд, – пробасила Солиг, меняясь на глазах. – Воистину, любовь делает человека слепым! – добавила она с детства знакомым голосом. – Но ты и счастлив этим, потому что любовь предпочитает смертных и слепых, чем вечных и всевидящих.

Рыжие cолнечные волосы, прежде ниспадавшие на плечики, разом поседели, обратились в густую копну, их сковал серебряный венец. Венец, охватывающий могучий лоб мыслителя.

Тот, что был ещё недавно Солиг, вытянулся, опередив меня на голову, и раздался вширь, а бородища, заплетённая косой, украсила грудь.

Он хохотал, коварный Харбард, сбрасывая обличие за обличием, снимая маску за маской. Он веселился, и имел на то право – смутьян и губитель, морок и рознь.

– Неужто не так? – подмигнул Он мне своим единственным оком.

Хоть в этот раз, быть может, Харбард остался вполне доволен.

– Так, – горько усмехнулся я и зашагал на свет, прочь из девятой пещеры, откуда так и не сумел выбраться. – Нет в мире солнечных женщин. Но их все равно надо искать... И я найду.

* * *

– Инегельд! Инегельд? Какое звучное имя, что-то из русской истории, по-моему даже договор с ромеями, – припоминал Всеслав, поворачивая пальцами заляпанный пустой стакан. – Игорю с бабами никогда не везло, вот и выплеснулось, должно быть... Бедный парень, ходит, как неприкаянный, всякой магией занимается... Надо будет его познакомить с кем-то, а то сам уж больно смурной.

Второй текст Игоря оказался повеселее. Всеслав решил глянуть и его, он плеснул в стакан еще портвейну, пригубил – не пошло. Его полупьяное сознание в какой-то момент боролось с желанием все-таки осушить бутыль до конца, и сознание победило. Он отставил бутылку подальше, плотно забив в нее пробку. Затем он, шлепая тапочками, сходил на кухню и, набрав полную кружку, сунул в воду кипятильник.

Пропев: “Чай и только чай!” – Всеслав нажал клавишу PgDn:

...Иные говорят, что лучшее лекарство от бессонницы – это сон-трава. Прочие советуют считать на ночь, третьи – рисовать в голове причудливый узор. Но правы лишь те, кто предлагает первейшим средством мысли о дремлющей кошке, ибо нет другого такого зверя, который спит столь сладко и так чутко, и никто не сравнится с ним в грациозности ни днём, ни ночью. Даже спящая, кошка по-прежнему красива и неповторима.