|
– Для Москвы это не странно, – продолжила она. – Обычная смена ролей, когда любой зажравшийся неофит, побыв у Али в учениках пару месяцев, называет себя учителем, а Али – своим учеником. Причем они могут быть настолько мало знакомы, что учитель не пускает его к себе на порог или вышвыривает отовсюду, где тот появляется. Это вышвыривание, кстати, тоже является прецедентом кривозеркального ученичества. Но Джи с молодости был особой фигурой, возвышавшейся над всеми. У него всегда было много учеников, которые злобно разучивались от того, чему он их научал. Многие московские шизоиды прошли обучение у Джи, а теперь ушли в пьянку, распад и прочее. Но благодаря тонкости, которую проявлял Джи, уча их, а также личной ненависти к нему они отходили от своей шизоидности и становились нормальными. Джи был беспощаден. Его деятельность и все его бытие были направлены на то, чтобы проявить всю бессмысленность людей и всего, что связано с ними, а также проявляется через них. Он мог выслушать какой-нибудь тончайший комментарий известного эзотерического труда, а потом пересказать его пришедшему неофиту, но так при этом все глупейше исказить, причем безо всякой нарочитости, а очень естественным образом, что превращал все в полный бред и оголтелость. Или мог так похвалить дамский наряд, который шился два месяца, что чувствовалась полная издевка надо всем, в том числе и над самим собой, и над своей похвалой. Но издевка проистекала из каких-то глубинных, не зависящих от Джи пластов. Джи всегда был персона нон грата. Я завороженно слушал Гиацинту, а она продолжала: – Я не говорю уже об ажитации и аттракции, которую Джи вызывал у шизоидных, да и у всяких, московских дам. Да оно и понятно, потому что стереотипы людей, попадавших в эти круги, были хорошо знакомы, и чего ожидать от них – было хорошо известно, как и то, во что они разовьются. Там собирались Мам-леев, Лорик, Синицкий и известные эзотерики. А Джи был невероятно таинственной фигурой в полумаске, абсолютно ненавистной своей бесполезностью – в их восприятии. Иногда Джи приходил в гости с каким-нибудь новым учеником, узость, ущербность и идиотичность которого были ясны с первого взгляда, и громко рассказывал ему суфийскую притчу с намеком на присутствующих лиц. Все тихо ненавидели Джи, за то что целый вечер им приходилось тратить на выслушивание и разбор этой ужасающей истории, на этот замаскированный бред. Но в то же время Джи был мудр, и привлекателен, и ослепительно красив. А бесполезен Джи для обычной жизни потому, что находится на высшей ступени фаллицизма. — 285 —
|